Небольшая часть горы Элгон – национальный парк. Моне и его подруга остановились у ворот парка, чтобы заплатить за вход. Мартышка, или, может быть, бабуин – никто не смог вспомнить – обычно слонялась у ворот, ища подачки, и Моне заманил зверя себе на плечо, предложив ему банан. Его подруга рассмеялась, но они спокойно стояли, пока животное ело. Они проехали немного вверх по склону горы и разбили палатку на поляне из влажной зеленой травы, спускавшейся к ручью. Из дождевого леса, журча, бежал ручей, и его вода была странного цвета, молочного от вулканической пыли. Трава была коротко подстрижена пасущимися капскими буйволами и усыпана их навозом.
Элгонский лес возвышался вокруг их лагеря – паутина изогнутых африканских олив, увитых мхом и лианами, усеянных черными плодами, ядовитыми для человека. Они слышали возню кормящихся на деревьях обезьян, жужжание насекомых, время от времени раздавался негромкий ухающий крик обезьяны. Это были колобусы, и иногда один из них спускался с дерева и пробегал через лужайку возле палатки, наблюдая за людьми внимательными, умными глазами. Стаи оливковых голубей срывались с деревьев и стремительно, с ужасающей скоростью летели к земле. Такова их стратегия спасения от луневых ястребов, которые пикируют на них и в полете разрывают на части. Здесь росли камфорные деревья, тиковые деревья, африканские кедры и африканские сливы, а кое-где над лесным пологом поднимались темно-зеленые облака листьев. Это были кроны деревьев подокарпуса, или подо, самых больших деревьев в Африке, почти не уступающих размерами калифорнийским секвойям. Тысячи слонов жили тогда на горе, и было слышно, как они двигались по лесу, издавая трескучие звуки, когда они сдирали кору и ломали ветви с деревьев.
После полудня, как обычно бывает на горе Элгон, мог пойти дождь, и Моне с подругой могли остаться в палатке, а может быть, заниматься любовью, пока гроза колотила по полотну. Стемнело, дождь пошел на убыль. Они развели костер и приготовили еду. Был канун Нового года. Возможно, они праздновали, пили шампанское. Облака рассеялись бы через несколько часов, как это обычно бывает, и вулкан возник бы черной тенью под Млечным Путем. Может быть, Моне стоял на траве в полночь и смотрел на звезды – голова его была запрокинута назад, а ноги едва держали из-за выпитого шампанского.
В новогоднее утро, вскоре после завтрака – холодное утро, температура воздуха под сорок по Фаренгейту, трава мокрая и холодная – они поднялись на гору по глинистой дороге и остановились в небольшой долине под пещерой Китум. Они поднимались вверх по долине, следуя за слоновьими тропами, которые извивались вдоль небольшого ручья, протекавшего между оливковыми деревьями и лужайками, заросшими травой. Они высматривали в лесу африканских буйволов, встреча с которыми может быть опасна. Вход в пещеру был у края долины, и через ее устье водопадом лилась вода. Слоновьи тропы соединялись у входа и вели внутрь. Моне и его подруга провели там весь Новый год. Вероятно, шел дождь, и поэтому они могли просидеть у входа несколько часов, пока поток не превратился в маленький ручей, стекающий подобно вуали. Осматривая долину, они следили за слонами и видели скальных даманов – мохнатых зверьков размером с сурка, бегающих вверх и вниз по валунам у входа в пещеру.