Отец Орвилль, прихрамывая, вошел в комнату.
– О! – Увидев нас, он схватился за сердце и округлил глаза. – Боже правый! Вы меня испугали.
Улыбнувшись, я встала. В комнату поспешно вошел Ансель. На его губах остались крошки печенья. Он явно наведался на кухню целителей.
– Все хорошо?
– Да, разумеется. – Я снова посмотрела на отца Орвилля. – Прошу прощения, отче. Я не хотела вас пугать.
– Ничего страшного, дитя мое. Просто за утро я слегка переутомился. Ночь выдалась странной. Больные нынче необычно… взволнованы. – Он махнул рукой, достав металлический шприц, и подошел ко мне и к кровати Берни. Улыбка застыла на моем лице. – Как вижу, вас тоже беспокоит самочувствие мсье Бернара. Прошлой ночью один из моих целителей застал его за попыткой выпрыгнуть из окна!
– Что? – Я вцепилась взглядом в Берни, но в его обезображенном лице невозможно было ничего прочесть. Ни тени чувства. Только… пустота. Я покачала головой. Должно быть, он страдал от невыносимой боли.
Отец Орвилль погладил меня по плечу.
– Не тревожься, дитя. Более этого не повторится. – Он поднял слабую руку и показал мне шприц. – На этот раз мы в точности рассчитали дозу. Я уверен. Инъекция успокоит его до тех самых пор, пока он не свидится с Господом.
Он вытащил из-под одежд тонкий кинжал и лезвием провел по руке Берни. Коко подступила ближе, щурясь, когда показалась черная кровь.
– Ему стало хуже.
Отец Орвилль неуклюже возился со шприцем. Я сомневалась, что он вообще видит руку Берни, но в конце концов ему удалось вонзить иглу прямо в черный порез. Я сморщилась, когда он надавил на поршень, вводя яд в тело Берни, но тот даже не пошевелился. Так и смотрел на меня пустым взглядом.
– Вот так. – Отец Орвилль извлек шприц из руки Берни. – Сейчас он должен заснуть. Пожалуй, оставим его?
– Да, отче, – сказала Коко и поклонилась, а затем выразительно посмотрела на меня. – Пойдем, Лу. Почитаем Притчи.
Лу
Вдоль улицы возле театра Солей-и-Лун выстроилась очередь. Аристократы беседовали у кассы, а их жены с масляными улыбочками приветствовали друг друга. Щегольские кареты подъезжали и отъезжали. Швейцары пытались разогнать гостей по местам, но на самом деле именно это, а вовсе не спектакль, было для главным развлечением вечера. Вот зачем богатые и власть имущие приходили в театр – покрасоваться и побеседовать о политике, кружась в своем сложном светском танце.
Я всегда видела в этом нечто похожее на брачные пляски павлинов.
Мы с мужем определенно смотрелись здесь к месту. Долой окровавленное платье и штаны – когда мой супруг незадолго до того вернулся к нам в комнату с новым вечерним платьем, раздуваясь от гордости и предвкушения, я просто не смогла ему отказать. Платье было гладко-золотое, с облегающим лифом и зауженными рукавами, вышитыми крошечными металлическими цветами. Они блестели в свете заходящего солнца, плавно переходя в шлейф из кремового шелка. Я даже колдовством свела парочку синяков в лазарете. А оставшиеся покрыла пудрой.