В зале духовой оркестр гремит, девушек много. Подойти-то к ним уж я умею… Пристукнул каблуками по-ефрейторски: битте, фройлен!.. Приглашаю одну — отказалась. Устала, говорит, хотя танцы только начались… Пристукнул каблуками перед второй — та с другим пошла. И третья уклонилась… Что такое? Никогда со мной такого конфуза не бывало!
Ну, согласилась одна, не из первых красавиц, конечно… Я ее спрашиваю: что, мол, у вас девушки стеснительные такие или танцевать не любят? Она засмеялась: «Нет, — говорит, — девушки танцевать любят, но с вами не хотят, от вас, — говорит, — за версту псиной несет: все знают, что вы на базаре собак ловите…»
Как она мне это сказала, словно кипятком окатила: стою я посреди зала и ничего не вижу, свет затмило. Возненавидел я себя! Неужели, думаю, собак гонять лучше, чем хлеб сеять? И вот приехал домой…
Аребин усмехнулся, выслушав Мотину исповедь.
— Выходит, Матвей, собаки загнали тебя домой?
Мотя радостно хохотнул, обнажая два ряда плотных и желтоватых, словно кукурузные зерна, зубов.
— Выходит, они, Владимир Николаевич, чтоб им пропасть, чертям клыкастым! Я и вправду, наверно, псиным духом пропитался насквозь: все собаки с подозрением обнюхивают меня. А вот эта не отстает ни на шаг.
Впереди лошади трусила собачонка странной породы: коротенькая, с большой косматой мордой.
— Гибридный песик, должно, дворняга была обласкана псом благородных кровей…
Ольга грустно улыбнулась: забавный, простодушный парень, много, наверно, таких в этом углу…
С венца сквозь густую, сочащуюся влагой мглу расплывчато проступало большое село; оно, как бы отяжелев, продавило под собой землю и погрузилось в глубокую лощину, заслонившись со всех сторон голыми пологими возвышенностями. Лошадь, почуяв близость конюшни, шумно фыркнула, но шагу не прибавила, хотя дорога спадала под уклон, а только расслабленнее качалась в оглоблях, когда телегу швыряло на выбоинах.
— Но-но, шевелись! — прикрикнул Мотя на лошаденку и ободряюще улыбнулся Ольге. — Еще одна преграда, Козий овраг, и конец! Тридцать верст отмахали! После такой дорожки горячая печь — рай.
Ольга с горечью думала, глядя на село: «Вот оно, наше пристанище…» Ей казалось, что там холодно, как в колодце, там навечно осел туман, в котором можно задохнуться, и все скользкое и липкое от сырости… По спине побежали ознобные мурашки… Нет, жить тут она не сможет.
Уже сползли и плотно сомкнулись в Козьем овраге сумеречные тени; на дне еще лежал снег, под ним шипела и булькала полая вода. Лошадь всхрапнула и приостановилась, почуяв опасность.