Освал встал, чтобы найти бутылку и снова наполнить кубок.
– Я не хочу их убивать – я имею в виду аристократов, – но лучше избавиться от конкурентов. – Он налил вино, держа кубок подальше от стола, чтобы не испортить какой-нибудь важный документ. Руки больше не дрожали, но мысли были несвязными, а голова напоминала пузырь, паривший над плечами. Это был лишь второй кубок, но Освал почти не притронулся к завтраку. Он не мог есть тогда, но, наверное, сумеет сейчас. Лучше так и сделать, иначе я рискую напиться до беспамятства до начала пира.
А что в этом плохого? спросил Новрон.
Тебе понадобится оправдание, чтобы не ходить туда, предупредил Венлин. Не стоит надеяться, что Виллар ограничит свою жестокость только теми, кто оденется в синее.
Глава двадцать пятая
Ключи и монеты
Когда Виллар проснулся, солнце уже стояло высоко. Свет проникал сквозь занавеску, которую Меркатор повесила вместо двери. Прежняя сгнила столетия назад. Новая была синей – как и все, к чему прикасалась Меркатор. Длинный кусок окрашенной ткани трепетал на ветру, впуская ослепительные солнечные лучи, заставляя тени в комнате танцевать. Несколько мгновений Виллар просто лежал на полу, вдыхая приятный, пахнущий цветами ветерок и наблюдая за битвой света и тьмы. Солнечные лучи отражались от стен, озаряя испачканные краской горшки и хлопья пыли. Вскоре ветер притомился, занавеска провисла, и комната вновь погрузилась в темноту. Снаружи пели птицы и жужжали пчелы. Прекрасный весенний день, равнодушно подумал Виллар, словно был не его частью, а сторонним наблюдателем.
Он ощущал себя так примерно минуту. Столько времени потребовалось, чтобы боль пробралась в затуманенный сном разум. Когда это произошло, наблюдатель стал истязаемым. Виллар чувствовал себя ужасно, как и всегда утром. Голова гудела, тело ныло, мускулы ослабли. Он остался лежать на полу, медленно дыша, слушая, как кровь стучит в висках. Постепенно ему станет лучше. Тут он сообразил, что этот раз отличался от других. Виллар провел с големом дольше обычного, потому что мелкий чужак в капюшоне оказался ловким и стремительным и заметил его. Странно. Никто прежде Виллара не замечал. Но главное отличие было не в этом. У Виллара болела грудь. Она пульсировала и горела, и он не понимал, в чем причина.
Охнув от боли в занемевших мышцах, Виллар перекатился на бок. Локоть и бедро ныли от соприкосновения с полом. Он лежал на одеяле, синем, одном из тех, что Меркатор складывала повсюду. Нужно было взять несколько. Нужно было взять все, сделать толстый, удобный кокон.