— Ну вот, скоро и повечеряем, — удовлетворенно сказал он, закончив работу.
Солнце опустилось за горизонт, залило небо закатным заревом. Тучи пыли, все реже всплывающие над грейдером, стали багровыми, как далекие пожарища. Зарево стремительно притухало, на смену ему надвигалась густая ночная синева, только высоко в небе долго светились розовым светом тонкие перистые облака.
Тарас отставил в сторону закипевший котелок и бросил в него щепотку чая, сгреб в сторону жар и палочкой выковырял из золы картофелины с обуглившейся кожурой. Перебрасывая с руки на руку и дуя на нее, он разломил картофелину и понюхал:
— Готова!
Устин Захарович и Лешка придвинулись к тряпочке, на которой лежали хлеб и крупная соль.
Пожалуй, еще никогда Лешка не испытывал такого удовольствия от всего: и от того, что они вот так, руками едят неописуемо вкусную печеную картошку, и от того, что руки и поясница ноют от усталости, и от того, что чай приятно пахнет дымом, и он даже вкуснее, потому что пьют они его без сахара и по очереди из одной обжигающей губы и руки алюминиевой кружки, и от того, что сидят молча, а над ними неслышно вспыхивают в высоком небе дрожащие звезды и, как оранжево-красная звезда, дрожит и трепещет в бескрайнем черном поле их костер.
Темень обступила их со всех сторон, вместе с нею подошла тишина. И тотчас ее спугнули. Где-то несмело чиркнул сверчок, ему ответил другой, и вот уже загремели, зазвенели они со всех сторон, и казалось, что переливается, звенит горьковато пахнущий полынью степной воздух и робко мерцающий звездный свет.
Лешка лег у костра. Если бы так было всегда — и костер, и Тарас рядом, и даже суровый «дядько Устым», лежать вот так каждую ночь до утра, смотреть на далекие звезды и слушать льющийся отовсюду звон…
— Пойдем спать, — сказал Тарас, подгребая рассыпавшиеся угли. — Завтра по холодку поедем.
Они легли на ворох пахучей травы, Устин Захарович остался у костра. Он подбрасывал ветки в костер и смотрел на огонь. По замкнутому лицу его бегали трепетные отсветы.
— Отчего он все молчит? — шепотом спросил Лешка.
— А кто ж его знает? — так же шепотом ответил Тарас. — Молчит, и всё. Он разве скажет? Мабуть, думает… Спи!
Мальчики заснули и не слышали, как Устин Захарович, достав из шалаша рядно, укрыл их. Ссутулившись, он постоял над ними и опять сел к костру.
В детском доме Устин Захарович числился инструктором по труду, оказавшись в должности этой неожиданно для других и для себя самого.
Год назад Людмиле Сергеевне удалось добиться наряда на металлические кровати с сетками. Старые, деревянные, давно рассохлись, расшатались, шипы то и дело вылетали из пазов, кровати разваливались. Их сколачивали гвоздями, однако это держало их в относительной целости недолго. То в одной, то в другой спальне, к испугу девочек и удовольствию ребят, разъезжалась кровать, и очередная жертва с треском и стуком летела на пол.