— Можем, ха-х?
— Да.
Его губы скривились в подобии улыбки.
— Ну, нахер.
Все смотрели на кого угодно, но только не на Энн. Она сжала кулаки и успокаивалась по-своему, как и я. Чёрт побери, это не может происходить, не с Энн, не сейчас. Хотя бы раз, пускай всё будет справедливо.
Вскоре злые удары по барабанам заполнили холл. Это был конец. Пускай животное побьёт себя в грудь.
Казалось, всем было нечего сказать.
Практически всем.
— Черт, я забыла. — Довольно драматично Эв схватилась за голову. — Всем девушкам нужно будет встретиться у Лорен. Устраиваем девичник.
Её муж, гитарист, озадаченно на неё посмотрел.
— Что, правда?
— Ага. Мы рано начнем гулять.
И Аллилуйя.
Всё что угодно, чтобы вытянуть Энн из этой жуткой ситуации с остатками гордости, устраивало меня. Я проигнорировала любой внутренний конфликт. Безусловно, мысль, что я упускаю свой шанс с Беном, ранила. Я практически уверена, что моё сердце и вагина никогда меня не простят. Но Энн была подавлена, её руки дрожали. Я схватила её за руку и потянула к двери. Мускулистый парень в чёрном, который, по всей видимости, был охранником, встретил нас возле новенького джипа. Мы все залезли внутрь практически молча. Салон был полностью из кожи. Серьёзно, машина была отменной. Хотя недостаточно, чтобы стереть кислую мину с моего лица из-за предательства Мала.
— Я не понимаю.
Я повернулась к Энн, которая сидела до жути неподвижно на заднем сиденье. Каждая частичка её тела была напряжена и замкнута, плечи сгорблены, и руки сжаты на коленках.
Казалось, что она готовится к ещё одной атаке, и снова будет боль. Ненавижу это. Я не смогла бы злиться больше, даже если бы Мал Эриксон пнул щенка.
— Этого, — сказала я, махнув рукой в её сторону. — Он делает тебя счастливее, чем я когда-либо видела. Ты словно совершенно другой человек. Он смотрит на тебя так, будто ты изобрела взбитые сливки. А теперь — это. Я не понимаю.
Она пожала плечами.
— Бурный роман. Как пришел, так и ушел.
Мой рот открылся, чтобы назвать это чушью, но я не смогла. Я знала Энн слишком хорошо. Мы долго смотрели друг на друга, пока шикарная машина скользила вперёд. Последние семь лет крепко нас связали. Крепче, чем кто-то из нас того хотел, по правде говоря. Любовь и надежда равны боль. Они отымеют тебя и оставят покинутой.
Глупо думать иначе. Это была горькая правда, мы поняли это на собственном примере, когда отец встал и ушёл. Любовь — это отстой, и мужчины… ну, они производили впечатление таких ненадёжных.
По-прежнему, не могу выкинуть из головы Бена. То, как взгляд его тёмно-коричневых глаз остановился на мне и застыл. Честно говоря, это могло означать всё что угодно.