К восьми вечера публика собралась, и началось представление. Конечно, Света ни за что не пошла бы в цирк — не маленькая, но Кристинка попросилась, и ей купили билет. Теперь нужно было ее встретить.
Света стояла у оградки, слушала бравурную музыку, и как объявляют номера, и представляла: Кристинка сидит на первом ряду и хлопает дрессированным собачкам и гимнастам.
Из вагончика, что стоял близ шатра, вышла девушка — смуглая, в белой майке и шортах, с такой совершенной фигурой, что было ясно — тоже гимнастка. К ней подошла подружка — полная, в ярком махровом халатике. И гимнастка стала рассказывать ей, что нынче на представлении едва не разбилась — ей неправильно подали трапецию.
Видимо, это сильно поразило ее: она вынесла из вагончика планшет, включила его, присела на скамейку и стала писать.
Дети, облепившие заборчик, на представление не попавшие — билеты дороги, с жадным любопытством смотрели. Потом одна девочка решилась спросить:
— Тетя, а что вы пишете?
Гимнастка посмотрела через плечо, улыбнулась. И стало ясно — она вовсе не «звезда», с ней можно говорить просто.
— Пишу подруге в Киев. Рассказываю, что сегодня со мной было.
— А что? А нам скажите…
Света отошла, чтобы лучше видеть выход. Представление вот-вот должно было кончиться.
Вечер становился прохладным, но от цирка шло тепло, там горели прожекторы, хлопали в ладоши десятки людей… Света стояла и грелась — этим призрачным теплом.
Неожиданно… не может быть, это у нее начинаются галлюцинации… Но вот же… Нет, подождите… Да…да…он!
Поодаль ото всех стоял Кистень. Чуть ссутулившись, засунув руки в карманы.
Света ахнула, поднесла ладонь к губам, и с замирающим сердцем, стала протискиваться поближе.
Он, он… Его взгляд. Пристальный, и в то же время немного отрешенный. Кистень смотрел на яркий шатер, на разноцветные огни. Смотрел, будто ему не хватило этого праздника — и детства.
Света подходила к нему медленно, у нее ноги не шли. Он еще не видел ее, но Света нашла его руку, и накрыла ее своей ладонью.