Достал дорогую барсетку, блокнот, черкнул адрес своей электронной почты.
Эту связь она приняла, как подарок судьбы. Без обязательств, без завтра…
Она переступала порог его квартиры, чувствуя себя собакой, которую впустили из ледяной непогоды — в тепло. Здесь блаженно ей было всё.
Полутьма. Мягкий свет торшера — по левую руку, а по правую — сказочный мир большого аквариума. Голубой проблеск рыб в нежной зелени водорослей, плавно колышущие хвостами красавицы — они подплывали к самому стеклу, и круглые их глаза — может быть, видели Наташу?
Он приходил из кухни вместе с запахом кофе, задёргивал шторы, отгораживая их мир от улицы, присаживался перед ней на корточки.
— Устала?
Конечно не так, как он, выстаивавший в операционной много часов подряд. Её усталость была иного рода. Наташе хотелось свернуться клубком и пролежать так несколько лет подряд, чувствуя, как время течёт мимо тебя, словно песок в часах.
Ей казалось, что усталость эта неисцелима.
Постепенно она начала оживать. Теперь в магазинах она замечала красивые вещи, которые хороши были бы на ней. Ей хотелось попросить подать те или иные духи, просто: открыть, понюхать…
Она проводила ладонью по поверхности стола — и приятна ей была его прохладная гладкость. Щемяще прекрасными казались ветки рябины, и шапки мокрого снега на последних ягодах.
И когда она делала тяжелую домашнюю работу, не грязь была у неё перед глазами, а память этой красоты. И ей было легче.
Она похорошела, стала следить за собой много больше.
— Глазки-то как засветились, — говорили на работе. — Да ты, у нас, оказывается, хорошенькая! Влюбилась, что ли?
Она не влюбилась. Полюбила. Сашу — и через него свою жизнь. Радостно теперь отвечала она на объятия детей, смеялась с ними. И о бабушке — не просто заботилась, но хватало сил и жалеть, и, благодаря этой жалости делать для старушки больше, чем та просила. Конец дня. Можно выключать компьютер. Накинуть шубку, и выбежать — в хоровод летящих снежинок. В полутьме призрачно вырисовывались очертанья машины. А в самой машине было уж и совсем темно. Но она видела его короткую улыбку — не может сдержаться, рад.
Гулкость высокой лестницы, поворот ключа в знакомой двери. И уже в прихожей можно обнять Сашу, и несколько минут блаженно стоять, прильнув к нему. Обрывалось сердце, пересыхали губы.
…Будем пить кофе? — спрашивал он после.
Или хвастался:
— Смотри, что я приготовил…
В этот раз он поставил перед ней казан фантастического плова. Дымился рис, желтели в нём кольца лука, много было и сочной моркови, и поджаренного до тёмной корочки мяса. А ещё она узнала шампиньоны, и ананасы…