Я же полюбила тир в городском парке, и вскоре стреляла уже почти без промаха. Плавала тоже хорошо, только отходила от пляжа подальше, в укромное место, и там уже раздевалась и заходила в воду, чтобы не шокировать публику.
В первое время такое самовольство тревожило ребят со спасательной станции. Потом они ко мне привыкли, и лишь просили:
— Ты держись где-нибудь возле буйков. А то эти сумасшедшие на гидроциклах, гоняют прямо по головам…
И Волга принимала мое некондиционное тело так же ласково, как и точеные фигурки юных купальщиц.
Ребята-спасатели благоволили ко мне. Пару раз, выходя на берег, я подхватывала какого-нибудь зазевавшегося малыша. Вернее, зазевывались его родители — пили пиво, и не замечали, как их чадо подбежало к кромке воды. А из-за приливов-отливов ГЭС — на песок то и дело набегали и откатывались длинные волны. Много ли надо малышу двух лет от роду? Волна подхватит, понесет с собой… Для двухгодовалой мелюзги — хватит вполне.
А еще спасатели просили меня иногда, если им было совсем уж некогда — «снять козлов с козла». Прямо над пляжем, на скале стояла фигура козла из белого мрамора. Однажды ночью ее затащили туда энтузиасты. Когда-то на здешних скалах был высечен профиль вождя всех времен и народов. После памятного двадцатого съезда его стесали, а несколькими десятилетиями спустя его место занял козел.
Животное это служило неодолимой приманкой для желающих сфотографироваться «с красивым видом за спиной». Обнять козла и встать так, чтобы сзади была панорама…
И отдыхающие лезли по уступам, хотя частенько были нетрезвые. Некоторые, забравшись наверх, еще поддавали дополнительно. После этого они совсем теряли ориентиры, и уже не знали, как спускаться. А спускаться всегда труднее.
Если же козлы оступятся, то вызволять их — или их тела — будут две группы спасателей: одна со стороны Волги подъедет на катере, другая заберется наверх, захватив веревки, чтобы спускать пострадавших. И так, совместными усилиями, препроводят бедолаг в больницу — или в морг. И такое бывало.
Я же знала здесь каждый камень — на ощупь, и с закрытыми глазами могла отыскать ветку, за которую нужно схватиться. В сто первый раз забиралась к козлу двурогому, и показывала козлам двуногим, какой тропою идти. А внизу ребята говорили им пару ласковых.
Да, я могла многое. Но чего мне стоило этому многому научиться — некому было мне рассказать.
* * *
Даже профессию я выбирала, имея перед собой героические примеры Великой Отечественной. Наверное, во всех нас живет «память войны», даже в тех, кто родился после Победы. Услышав гул в небе, я неизменно вскидываю голову, чтобы тревожными глазами найти самолет…