Мне стыдно. Я знаю, что мое «горюшко — не горе», что горе будет, если что-то случится с Машкой, или с родителями, вот это — настоящая беда… Я понимаю, что надо встать, встряхнуться и на радость Маньке начать готовиться к Новому году.
Но я ни-че-го не хочу… Теперь мне уже не надо вставать посреди ночи, чтобы выхватить из Интернета только что пришедшее письмо. Можно отлично выспаться. Кроме Маньки, и мамы с папой, да еще спаниеля Ромки я никому на свете не нужна. И меньше всего мне хочется работать…
Наверное, наши душевные боли так или иначе выходят наружу. К утру у меня разболелся палец на правой руке. Я уже не могла спать, казалось, что не рука лежит под подушкой, а больной зуб — ломит, и дергает, и горит.
Утром я сама вскрыла нарыв иголкой, наложила повязку, и хватилась, что на последний день старого года и остался весь ворох дел, до которых не доходили руки.
Начинать надо было с ёлки. Помчались мы с Машкой на рынок — мама родная! Все новогодние деревца, оказывается, разобрали. Остался грязный, истоптанный снег, усыпанный хвоей.
Но как в советские времена, когда дефицитом торговали из-под полы, к нам подошла женщина и негромко спросила:
— Вам ёлочку? Пойдёмте со мной…
Она привела нас в какую-то будку, где на полу валялись ёлки, забракованные торговцами.
— Мам! — испугалась Машка, видя, что я вытаскиваю из кучи какой-то остов, — Это же не ёлка, это палка какая-то…
— Сто пятьдесят рублей, — сказала женщина, — Не бойтесь, в тепле она распушится.
Было б чему пушиться! Как в анекдоте про причёску из трёх волосков, на ёлке было считанное количество веток. Одна радость — инвалидка наша оказалась легкой, и я, не отдыхая, донесла её до дому левой, здоровой рукой.
По дороге нас ещё и спрашивали:
— Где вы… мммм… ёлочку брали?
Манька весь год ждала часа, когда с антресолей снимут коробки с игрушками. Водились у нее старые знакомцы, с которыми она разговаривала, как с людьми. Старик с неводом из сказки о рыбаке и золотой рыбке был для неё «дедушкой». Конькобежец с фарфоровым личиком, в островерхом колпачке и пышном воротнике считался завидным женихом, и она подбирала ему невесту, среди многочисленных стеклянных фигурок, изображающих куколок.
А любимой игрушкой был медвежонок, лезущий по стволу дерева.
Разбирая в кухне продукты, я слышала, как Машка с ним ворковала:
— Ну, расскажи… как ты весь год был один? Темно в коробке, да? Сейчас мы тебя повесим, выберем тебе место получше…
Я перебираюсь в комнату, чтобы вольготно разложить продукты на столе, и крошить себе салаты.
Включаю телевизор, и вот уже метель кружит на фоне безликих многоэтажных домов.