Он рассчитывал, что столь ловкие и искусные воины разделятся и нападут на него с двух сторон одновременно. Вместо этого один из них сразу выступил вперед и неуклюже замахнулся. Дерезонг легко парировал удар бронзовым клинком и нанес ответный. Клац! Клац! – зазвенела бронза, и вдруг его противник отшатнулся, с лязгом выронил меч, обеими руками схватился за грудь и бесформенной кучей свалился на пол. Дерезонг остолбенел от изумления. Он был готов поклясться, что ни разу не угодил в цель!
На него сразу же насел второй стражник, но после второго же обмена ударами клинок вылетел из его руки и со звоном упал на каменные плиты. Стражник отскочил назад, развернулся и пустился в бегство, скрывшись за одной из многочисленных дверей.
Дерезонг Таш внимательно посмотрел на свой меч, удивляясь: неужели он все это время так недооценивал свои силы? Вся схватка длилась не больше десяти секунд, и даже в полумраке было хорошо видно, что на клинке колдуна не имелось и следов крови. Дерезонг решил пнуть упавшего стражника, чтобы проверить, действительно ли тот мертв, но ни времени, ни силы духа на это уже не оставалось. Он выбежал из зала и огляделся в поисках Замелы и собственного двойника.
Ни того, ни другого видно не было. Четыре лошади по-прежнему стояли привязанными в десяти шагах от ступеней храма. Острые камни больно впивались в обнаженные, ничем не защищенные ноги чародея.
Колдун заколебался, но только на мгновение. Он огляделся в поисках Замелы Сеха. Могучие мускулы ученика часто спасали его от неприятностей – почти столь же часто, как неспособность Замелы предвидеть, к чему приведет тот или иной поступок, ставила их в неприятное положение. С другой стороны, возвращаться в храм и разыскивать там сумасбродного слугу было бы настоящим сумасшествием. А потом, на первом месте стояло все-таки задание короля.
Сунув меч в ножны, колдун вскарабкался в седло своей лошади и галопом помчался прочь, ведя трех оставшихся лошадей в поводу.
Спускаясь по узкой расщелине, Дерезонг Таш смог спокойно все обдумать, и, чем больше думал, тем меньше ему нравилось происходящее. Поведение стражников не поддавалось никакому объяснению – разве что они были пьяны или сошли с ума. Но ни в то, ни в другое он не верил. То, что они не атаковали его одновременно; то, что не услышали падения фомки; легкость, с которой он, фехтовальщик весьма посредственный, одержал над ними верх; то, что один из них упал, хотя до него даже пальцем не дотронулись; то, что они не позвали на помощь…
Если они только не задумали все это заранее. Все оказалось слишком уж просто, и другие объяснения вряд ли можно было принимать всерьез. Может, стражи сами хотели, чтоб он украл эту проклятую безделушку?