Дерринджер не беспокоился насчет героиновой зависимости Игги и нашел его приятным собеседником. Жена Рика, Лиз, хорошо отнеслась к его пятнадцатилетней подружке Бетси, такой юной и хрупкой, похожей на беспризорницу. Когда в конце августа парочка вернулась из Майами, Джим признался Лиз, что Бетси после аборта и ей надо отдохнуть, так что Дерринджеры пустили на постой и ее.
Лиз Дерринджер до сих пор переживает, вспоминая своих квартирантов. Через пару дней после их заселения Лиз с Риком пошли в кино и взяли с собой Игги, а Бетси оставили в постели, но неожиданно явилась и она. «Моя первая мысль была: “О Господи! Она же оставила дверь открытой. Мне надо вернуться”. Я знала, что дверь нараспашку, у нее ведь не было ключа. Захожу, смотрю: что-то не так. Назавтра или чуть позже стала искать свои украшения и не нашла».
Лиз недосчиталась ювелирного сердечка, звезды Давида, маленького бриллианта и некоторых колец. Уверенная, что их взяла Бетси, она пошла в “Max’s Kansas City” и стала всем рассказывать, до чего докатились Игги Поп и его подружка. Позже вечером Лиз, Рик и их подруга были дома, вдруг звонок в дверь. Посмотрели в глазок – Игги. «Я так испугалась! – говорит Лиз. – Глаза безумные, думаю: ну все, сейчас воткнет мне нож в сердце и убьет».
Но ее подруга Джеральдин все же открыла; выйдя из спальни, куда она было спряталась, Лиз услышала: «Расскажи мне, пожалуйста, в точности, что произошло». Лиз рассказала, что пропали украшения, и в деталях описала, какие именно. Устрашающе сосредоточенный, но вменяемый, Джим страшно извинялся и обещал, что все предметы будут найдены и возвращены. В течение нескольких дней он постоянно перезванивал Лиз, сообщая о своих успехах по розыску украденных вещей в нью-йоркских ломбардах. В конце концов большинство вещей он вернул, но, конечно, ни о каком сотрудничестве уже речи не было. Происшествие положило конец отношениям Игги и Бетси, и девушка вернулась в Анн-Арбор к родителям. Дальнейшую историю бедняжки Бетси отследить трудно, ибо она терниста и туманна; позже она звонила своему другу Гайавате Бейли, говорила, что у нее последняя стадия цирроза и что Джим – любовь всей ее жизни. Семья ее, по словам Бейли, испытывает к Джиму Остербергу неувядающую неприязнь и после ее смерти с посторонними беседовать отказывается.
В очередной раз брошенный на волю волн, Джим позвонил Дэнни Филдсу, и тот нашел ему пристанище у Терри Орка, который присматривал за элегантным пентхаусом в Верхнем Ист-cайде, и у него уже жил человек из круга Уорхола, Джерард Маланга, – тот, что так удачно фотографировал Эди Седжвик и, затянутый в кожу, танцевал с кнутом на выступлениях The Velvet Underground. Джим был идеальным постояльцем: багажа, кроме джинсов и футболки, никакого, приходил и уходил тихо; спал в одной из двух спален, а Джерард Маланга – на кушетке. Несколько дней на солнце, лившемся в широкие окна пентхауса, были краткой передышкой среди окружавшего его бедлама, и как-то поутру, выйдя из спальни, Джим плавно опустился на паркет и стал делать упражнения, растяжки, как раньше перед выходом на сцену. Наблюдая его в утреннем свете, Маланга взял свой «никон» и сделал четыре или пять кадров. Игги стянул майку; Маланга с камерой танцевал вокруг него, как в балете, а потом сказал: «Разденься полностью». Игги повиновался; голый, он невозмутимо позировал на фоне белой стены: худой, но крепкий, ранимый, но не сломленный, спокойный и уверенный перед лицом всех невзгод.