— Знаешь, крошка, ты можешь остаться с нами, если захочешь. Давно нужно было прийти сюда, а не бегать по улицам…
Алеа молчала. Доброта трактирщицы озадачивала девочку, но природная недоверчивость не позволяла ей расслабиться. Таре уже случалось давать Алее всякие мелкие поручения, но она впервые всерьез предложила ей настоящую работу, что было удивительно и тревожно… Алеа не знала, как поступить. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Ее не учили ни разговаривать со взрослыми, ни принимать от других великодушную и бескорыстную помощь. Внезапно Алеа почувствовала себя невыносимо жалкой, ни на что не гожей. И так застыдилась своего сиротства, что с трудом удерживалась от слез.
— Ты умеешь готовить? — спросила наконец Тара, вытирая руки о фартук.
Алеа ответила, понимая, что не сможет молчать весь вечер:
— Не очень…
— А что ты умеешь делать? — напрямик спросила трактирщица.
— Если вы мне объясните и покажете, я все сумею! — похвалилась девочка, справившись с волнением.
Тара улыбнулась, взяла Алею за руку и насыпала немного соли ей на ладонь.
— Зачем вы это делаете?
Трактирщица удивилась ее непониманию, но Алеа всегда жила на улице и не могла знать обычаев и суеверий саратейцев.
— Это для того, чтобы Мойра была к тебе милостива, Алеа. Не стоит слишком часто беспокоить Мойру — не то она рассердится, но время от времени можно попросить о маленькой услуге, верно? Я хочу, чтобы она озаботилась наконец твоей судьбой. Хочу, чтобы ты работала у нас…
Вот так Алеа начала в тот же вечер обслуживать постояльцев харчевни — в тот час, когда все ее ровесницы благоразумно отправляются спать. Она пару раз ошиблась, разнося еду, обожгла пальцы о горячую тарелку и уронила чашку на пол, но в общем и целом девочка проявила удивительную стойкость, заслужив одобрительные улыбки хозяев и едоков. Те, кто узнавал Алею, удивлялись, что она так старательно работает, кто-то радовался, другие готовы были поспорить, что ее усердия хватит дня на два, не больше…
В середине вечера, когда усталость начала брать свое, Алеа заметила входившую в дверь женщину редкостной красоты. За спиной у нее на ремне висела арфа. На мгновение шум в зале смолк, а когда люди за столами вернулись к разговорам, голоса их зазвучали оживленнее, как если бы появление незнакомки взбудоражило всех. Ни нарядом, ни уверенной манерой держаться женщина не походила на саратейских кумушек: благородный голубой цвет фетрового колета с высоким воротом и пышными рукавами подчеркивал изящество фигуры. Голубой был цветом бардов, так что Алеа легко догадалась, кто перед ней. Она — бардесса! Невероятно! На груди красовался изящный единорог — знак певицы, а вместо юбки она носила черные штаны, красиво облегавшие длинные ноги, густые рыжие локоны золотым водопадом падали на плечи и спину.