* * *
— Алтонгирел, одумайся, ты ведёшь себя непростительно! — гремит Азамат, потрясая руками в воздухе. Я мрачно сижу на столе, болтая ногами. — Ты её отравил! Ты вообще понимаешь, что поднял руку наженщину, да ещё с Земли?! Если тебя не пугает грех, то подумай хотя бы, в каком свете ты выставляешь меня перед её соотечественниками!
— А то, что она меня чуть не застрелила, это тебя не смущает? — бормочу я.
— После того, как ты её чуть не задушил? Удивишься, но нет!
Я вскидываюсь.
— Ты круглые сутки с ней лясы точишь, а мне предлагается убираться вон и не мешать! Ты мне за всё время, что она на корабле, доброго слова не сказал!
— Да потому что ты ведёшь себя, как шакал!
— Ну правильно, а она, конечно, безобидная рыбка! И тебя не волнует, что я с тобой всю жизнь, а она на пять дней! Что она с тобой такое делает, чего я не могу?
— Алтонгирел, ты мелешь чушь, — гораздо тише и как-то удивлённо говорит Азамат. — Она женщина, а ты нет. Почему ты вообще себя с ней сравниваешь?
— Потому что она хочет тебя у меня отобрать, вот почему!
Повисает дрожащая тишина.
— Прости, дорогой друг, но я не твоя собственность, — медленно произносит Азамат. — И, кстати говоря, в отличие от меня ты не одинок, а твоя пара, если не ошибаюсь, сейчас подслушивает под дверью.
За дверью действительно раздаются и тут же стихают мягкие шаги. Какой шакал сломал замок Азаматовой каюты?! Я выскакиваю в коридор и чуть не врезаюсь в Эцагана, который как ни в чём не бывало стоит, прислонившись к дальней стенке коридора, скрестив руки на груди.
— Я дёрнул прятаться, — спокойно поясняет он, — а потом решил, что скоро обед, не сидеть же из-за тебя голодным.
— Эцаган, послушай, я…
— Ты не терпишь конкуренции, я знаю, — перебивает он. — А я должен перебиваться теми крохами твоего внимания, которые остаются от обильной трапезы капитана. Не говоря уже о том, что за эти четыре дня я слышу от тебя только требования не приставать и не вытягивать из тебя душу расспросами о твоих проблемах. Что ж, не буду.
Он отрывается от стенки и уходит к своей каюте, не приглашая меня следом. Кажется, я добился своего: меня бросили все.
* * *
Но это оказалось ещё не самое страшное. Ночью, пока я метался на постели, не в состоянии решить, звонить ли мне Наставнику за советом или проявить амбициозность и разобраться самостоятельно в том, что натворил, мой Эцаган умудрился ввязаться в неравный бой и получить смертельные раны. Я плохо помню, что происходило после того, как я увидел его изящное тело, залитое кровью, рассечённый лоб и смертную бледность… Какие-то люди появлялись и уходили, кто-то кричал, меня под локти перегоняли то в одно помещение, то в другое.