3. Дебальцевский крест судьбы (Сурков) - страница 43

На остатках адреналина начал выкладывать добычу на советский раскладной стол. Ветеран рекордного веса не потянул, заскрипел жалобно примерно на шестом миллионе. Сергей плюнул, свалил все на пол, рухнул на диван, не имея сил даже на то, чтоб раздеться. Так, глядя на бабло, и заснул.


Днепр.


Как убить в малознакомом городе три часа? Зависнуть в кафе или ресторане, на которые богат любой миллионник? Для человека непьющего — плохой вариант. Бродить по улицам, впитывая здешнюю атмосферу и заглядывая в подвернувшиеся магазины? Нет, устал. «Сайт знакомств» и почасовая квартира?… Хлопоты не оправдывают результатов, он за неделю и так натрахался. Шульга подумал и выбрал четвертый вариант, нестандартный. Давно слышал, что в Днепре открыли музей АТО.

Таксист, узнав о конечном пункте маршрута, обреченно вырубил шансон и всю дорогу молчал. К счастью, нашел в себе силы не задавать пассажиру с жесткими глазами и короткой военной стрижкой любимый вопрос украинского обывателя: «Брателло, вот ты мне скажи, и когда оно это все, наконец, закончится?…»

Машина остановилась. Шульга расплатился, вышел. Перед ним лежала серая асфальтовая аллея, отсыпанная светлым гравием. По правую сторону — говорящие дорожные знаки: Славянск, Краматорск, Марьинка, Волноваха. По левую — боевая техника, почти вся искореженная снарядами. Каждый экспонат многое рассказывал посвященному. Люди, которые создавали этот музей под открытым небом, знали о войне не из книг и социальных сетей. Он шел, погружаясь с каждым шагом в воспоминания…

Та часть музея, которая располагалась внутри, была так же, как и внешняя экспозиция, собрана с усердием, любовью и со знанием дела. Он послушал вполуха экскурсовода, рассказывающего стайке школьников о событиях четырнадцатого года, и нырнул в открытую дверь кинозала.

Кинозал оказался большой комнатой без кресел с мягким покрытием на полу и экранами, занимающими все четыре стены. Точнее — экраном, потому что начавшийся фильм оказался даже не новомодным «3Д», а обволакивающим со всех сторон, пронизанным острой болью документальным повествованием.

Двадцать минут, проведенных в зале, так разбередили душу, что Шульга на время позабыл обо всех текущих делах. Но улица встретила ярким слепящим солнцем, мирной понедельничной жизнью большого города, и он, мысленно встряхнувшись словно после обжигающе-ледяного душа, прикинул путь к вокзалу по навигатору. Четырнадцать километров — пешим ходом далековато. Он сел в первую подвернувшуюся маршрутку, в отличие от киевских на удивление тесную и неудобную, и поехал, рассчитывая по дороге заморить червячка. Про себя ухмыльнулся. На лежащий в рюкзаке остаток взятых из шкафа денег он мог бы запросто арендовать до Киева самолет с отличным обедом и ласковыми «стюардессами»…