– Извините, а мы куда-то направляемся по определённому маршруту? – на минуточку забывшись, рискнул спросить я.
Надежда не ответила, её крепкие пальцы с жутко отросшими когтями цепко держали меня под мышками, а полы длинного тёплого халата развевались за её спиной, как паруса. На какой именно тяге летела женщина, сказать не могу, вроде бы крыльев у неё не было, турбин тоже. Наверное, канаты какие-нибудь, как у «колдуна» Лонго, не знаю…
– Прошу прощения, это снова я. Не то чтобы отвлекаю вас, но мы и так идём едва ли не на бреющем, может, всё-таки где-то остановимся и поговорим?
– Я расшибу тебя оземь, оторву голову и с ней буду разговаривать, обгрызая твоё лицо, – не без труда прохрипела Кармухина. Судя по всему, накрыло её неслабо.
Бесноватость как таковая, вообще, не самый приятный вид одержимости, надо признать. Обычная мелкотравчатая нечисть изгоняется молитвой, матом, святой водой или серебряной пулей, наконец, но вот именно такая чёрная мощь требует лечения пальбой со всех орудий одновременно. Кажется, там ещё положено бьющегося в судорогах пациента привязывать к столу в церкви, читать специальные псалмы всю ночь, потом отпаивать святой водой, опять читать, класть на грудь и лоб серебряный крест и…
– К храму от! К храму её уводи, паря-а!
Я услышал крик отца Пафнутия в то самое время, когда уже начал настраивать самого себя на душеспасительный лад. То есть попытался всем всё простить, завещал движимое и недвижимое имущество моему другу доберману Гессу, а Марте просил передать, что я её любил и умер с её нежным именем на устах. Не слишком патетично, нет?
– Вас понял, иду на таран!
Прежде чем гражданка Кармухина въехала в тему, я резко мотнулся всем телом вправо, поймав правую полу её халата, и, проведя столь же нехитрый маневр, левой рукой вцепился в левую.
– Первым делом, опа-а, первым делом са-мо-лё-ты-ы…
Наверное, сейчас со стороны мы действительно походили на большой двухэтажный дельтаплан, потому что снизу начали доноситься голоса случайных прохожих. Или, может быть, правильнее говорить «свидетелей»? Да лысина Сократова, сейчас-то кому какая разница-то…
– Куда прёшь, негодяй?!
– Куда хочу, туда и пру, невежливая вы женщина, – упёрся я, старательно разворачиваясь по ветру.
– Гля от, бабы, чё творится-то?! Надька бесстыжая чужого монашка кудыть-то по небу тащит. А сама врала, чё от на больничном!
– А труселями-то как сверкает, аж глазам больно! Спросить, чё ли, какой стиральный порошок использует? Или от то порошок, да не стиральный? То ж интересно…
– Ох, до чего ж отец Пафнутий-то убивается! Ох, вот оно всё и вскрылося! Ох, поди, так не по каждому-то чернецу голосят! Любовь, она, бабоньки, завсегда любовь, хучь радужная, хучь какая.