– Мало ли кто что хочет, – тихо ответил я, искренне ругая себя за то, что оставил наган дома.
– Тео, не бойся, я их всех кусь!
– О, доберман, – вновь умилился офицер. – Чудесный немецкий псина! Не надо гав-гав, мы не будем вас немножечко вешать, мы только поговорить. Ферштейн?
– Яволь, – кивнул я, указывая ему на крыльцо. – Гутен морген, херр официр. Битте!
– Шпрехен зи дойч? – обрадовались фашисты.
– Энтшульдиген, найн. – Мне не хотелось признаваться, что всего этого я нахватался по верхам у Анчутки. – Вы в России, так что уж давайте по-русски. Зачем пришли?
Немецкий офицер в погонах обер-лейтенанта осторожно присел на наше крыльцо, пока сопровождавшие его двое мордоворотов арийского типа оставались стоять у забора. Мой пёс помалкивал, но не спускал строгих глаз ни с кого. Бдительность у доберманов в крови.
На шее фашистов висели новенькие шмайсеры, но, честно говоря, непохоже было, чтоб кто-то собирался устроить тут провокации со стрельбой. Хотели бы убить, так десять раз уже пустили бы пулю из-за угла. Я оказался прав: у чертей было к нам более важное дело.
– Мы есть хотеть говорить про фрау Якутянка.
– Она была тут на днях.
– О, я, я! Но теперь у неё есть крупный проблем из-за вас, партизанен Фиедька.
Мы с Гессом недоуменно пожали плечами в синхронном ритме, типа а нам-то что?
– Она есть просить твой защиты, – трагичным голосом закончил офицер.
Я говорю «закончил», потому что в этот момент дверь дома распахнулась, и на порог шагнул зевающий отец Пафнутий в тулупчике на плечах.
– Вы чё от, загуляли, чё ли, паря? Чё сидите-то, а?
Мы вздрогнули, оглянулись – рогатые фашисты исчезли, словно снежинки у добермана на языке. Как они ухитряются, ума не приложу. Но когда я встал, сунув руки в карманы, то пальцы наткнулись на сложенный лист бумаги. Что там было, мне удалось прочесть несколько позже, когда все уже укладывались спать.
Я просто задержался на минуточку в тёплом домашнем туалете. Текст был довольно развёрнутый, набранный на печатной машинке русскими буквами и без единой ошибки. Могу повторить его дословно:
«Тео, мальчик мой, если это письмо у тебя, значит, ребята всё-таки смогли вырваться из пекла. Постарайся не задерживать их, они и так слишком сильно рискуют. Не то чтоб я слишком заботилась о простых чертях, однако же сейчас они моя последняя надежда. Итак, я в опале. Это если коротко.
Если чуть более развёрнуто, то в опале из-за тебя. Прекрасно понимаю, что ты сможешь с этим жить и не испортишь себе сон, а мне, похоже, осталось недолго. Кое-кого не устроил финал той маленькой заварушки, куда я тебя пригласила. Нет, меня он не устроил тоже, но наши верхи совсем не умеют проигрывать. Не научились за тысячелетия, увы…