Я наблюдала, как Рэйни осваивался в первом и втором классах с прирожденной уверенностью и социальными навыками, каким не научила бы ни одна методичка. К тому же он был «милым ребенком», и сверстники «выбрали» его старостой класса. На занятиях китайским он начал писать иероглифы по команде и быстро выучил сложение и вычитание двух-и трехзначных чисел. Вскоре детям начали давать умножение. После школы мы ходили на плавание, теннис и футбол; занятия вели американские, австралийские и нигерийские тренеры. Начали мы посещать и шанхайские музеи, читать дома английскую литературу (и приглашать китайских друзей на дни рождения, где пиньята оказывалась набита конфетами.)
Когда Рэйни было шесть, он настоял, чтобы его отвезли на день рождения, где он будет единственным ребенком, не говорящим по-французски. Мы подружились с именинником – и с его отцом-бельгийцем – в местной китайской футбольной лиге.
– Было здорово, – сказал Рэйни после праздника.
– Ты хоть что-то понял из того, о чем дети разговаривали?
– Нет… но в «Звездные войны» я с ними все равно поиграл, – ответил он, улыбаясь мыслям о световых мечах и джедаях.
Тем случаем я очень гордилась. Мой сын по собственной воле десантировался в среду, где у него не было средств общения, но все равно ухитрился получить удовольствие. Таких обнадеживающих случаев становилось все больше.
* * *
Второй год Рэйни в садике подходил к концу, и перед нашей традиционной летней поездкой в Штаты я повидалась с моими китайскими друзьями. Дарси пригласил меня стать свидетелем его дня страшного суда – днягаокао, общенационального вступительного экзамена в колледж, который Дарси сдавал вместе с девятью миллионами абитуриентов по всему Китаю. Я встала ранним июньским утром и уселась рядом с тем местом, где Дарси предстояло экзаменоваться, в полном соответствии с освященной тысячелетиями традициейсункао – буквально «отправить на экзамен»: здесь родители и бабушки с дедушками отпускали своих отпрысков участвовать в забеге.
Приблизившись к шанхайской средней школе, где Дарси будут экзаменовать, я увидела общество наизготовку: полицейские машины блокировали отрезки улицы, у входа выставлены оранжево-белые заграждения, напирают толпы родителей и детей, у всех в руках – запасные карандаши, упаковки салфеток и бутылки с водой. Наружу выбрались местные лавочники – поглазеть на зрелище. На подъездах к этой улице замерли городские автобусы, отдавая дань великому дню.
Я шагнула в толпу, та перла вперед – волновавшееся море чернявых голов тех, кто заинтересован в исходе забега: родителей, бабушек, дедушек, учителей и абитуриентов. Абитуриенты выпутывались из толпы, подавшись плечами вперед, шагали за оранжевую баррикаду – ко входу в школу.