Тогда я рассказал ему про свою ночную эскападу с молодым графом Мальфиканте в Монтана Росса, где мы стали свидетелями противоестественных игрищ, которые, при щепотке злой воли, а таковой fra Джузеппе, de facto правящему городом хватало даже с избытком, можно было бы признать за сатанинский шабаш. Не тая ничего, рассказал я и о собственном развратном упоении в объятиях сладостной Беатриче – на четверть светской дамы, на четверть – ведьмы, на четверть - проститутки и на одну четверть – чего уже тут скрывать – святой.
Учитель, не прерывая, выслушал меня, после чего заявил, что ради собственной безопасности я должен хотя бы год оставаться в укрытии, поскольку, даже если приказ о моей поимке будет отозван, никто, кто задумал схватить меня, этого и не заметит.
- С объявлениями о розыске точно так же, как и с клеветой, - заявил он. – Репутацию испортить легко, исправить сложно, и все это походит на художественную штопку утраченной девственной плевы. Даже в императорском лагере ты не будешь в безопасности, поскольку за твою голову назначили вполне приличные денежки, а нет такой крепости, которую бы не взял осел, лишь бы он был нагружен золотом.
- Что же мне тогда делать? – спросил я, с трудом пряча испуг.
- Оставайся со мной. Я же сделаю тебя невидимым.
Поначалу я подумал, что он применит какую-нибудь тайную микстуру, а в багаже у него было множество бутылок, коробочек и алембиков[3], которая либо сделает меня невидимым, либо придаст моему лицу вид отвратительного отверженного, к примеру, прокаженного, пораженного тяжелейшей лепрой, но он выбрал гораздо более простой метод. Il dottore приказал Магогу гладко выбрить мою физиономию, волосы уложить в прическу (что удалось просто превосходно – рука у великана была нежной, словно у греческой массажистки), затем кожу на лице слегка отбелить, губы сделать краснее, и под конец – облечь меня в женские одежды. Таким вот образом он превратил меня в женщину, если и привлекающую чьи-нибудь взгляды, то кавалеров, а никак не инквизиторов-доминиканцев.
Когда я спросил Учителя, откуда это у него взялись такие красивые дамские одежки, тот ответил, что до недавнего времени в путешествиях его сопровождала любимая дочка.
- И что с ней случилось? Умерла? – спросил я.
- Хуже, - тяжело вздохнул il dottore.
- Пошла в монастырь?
- Еще хуже. Вышла за какого-то богатого дурака, и теперь нянчит ему короедов, вместо того, чтобы, как я, посвятить себя науке и приключениям.
У меня была громадная охота спросить по ее мать, но как-то неловко себя чувствовал, а кроме того, узнавая ближе