- Не может быть! – воскликнул я.
- Кто, в конце концов, уговорил бродячего цирюльника из-под Кракова, чтобы тот указал вам дорогу на Варшаву по правому берегу Вислы, а не по левому, чтобы вы на опушке Неполомицкой Пущи очутились, где уже ожидал сударя Мыкола со своими людьми.
- О Боже, так все это дело рук ваших?
- Моих и моих друзей. И хотя меня принимают за бедного безумца, у меня их много, - гордо прибавил пан Пекарский.
- Но какова же цель всех ваших действий? – спросил я. – Ведь даже сейчас я могу сказать, что отказываюсь участвовать в ваших замыслах. Что, насилием меня принудите?
Тот лишь рассмеялся.
- И не думаю я принуждать, ибо знаю, что по доброй воле поддержите меня и дело мое.
Меня ужасно изумила уверенность этого человека. Хотя, встретив ранее многочисленных сумасшедших, известно мне, что, сильно привязанные к своей idée fixe, они слепы и глухи ко всяческим неудачам противоположностям.
- Забываешь ты, пан Деросси, что мне ведомо твое будущее.
- Тогда и ты, пан, должен знать, что я отвечу.
- Будущее, дорогой мой сударь, оно словно сад с расходящимися тропками. Пойдешь по одной, и она приведет тебя к славе, пойдешь по другой – и попадешь в страшную немилость; выберешь третью – и вступишь на прямую дорогу, ведущую к смерти и вековечному позору.
- И какие же, по вашему мнению, имеются передо мной возможности?
- Одна из них такова, что уйдешь свободно и станешь жалеть, следя издали, как осуществляются мои предсказания, только будет поздно им противодействовать. Много дорог пройдешь, многими умениями овладеешь, так что начнут называть тебя "гением", пока все не потеряешь, включая жизнь, и пропадешь понапрасну, подверженный жестокой казни, а вместе с тобой уйдут понапрасну все твои творения и даже всяческая память о тебе.
- То есть, пан знает, как я умру? – спросил я, испытывая реальное беспокойство.
Свои сухие губы, в уголках которых начала собираться пена, приблизил он к моим ушам и произнес всего два слова:
- Колодец Проклятых!
Тут почувствовал я мороз по коже, и даже кишки мне скрутило, ибо с самых малых лет \та штольня, расположенная чуть выше розеттинского обрыва и скрывающая бездны, в которую сбрасывали виновных в самых страшных преступлениях, пробуждала во мне непонятный страх.
- Тогда говори же, пан, о второй тропе! – предложил я.
Пан Пекарский усмехнулся, после чего шельмовски подмигнул.
- Я пропущу версию, в которой ты задумал меня предать, поскольку, в ней ожидает тебя скорая смерть от рук Мыколы. Поговорим об альтернативе, для всех наилучшей, когда, действуя совместно, мы сотворим много доброго, обеспечивая спокойствие всему миру, Речи Посполитой - тысячу лет могущества, а тебе – славу, что была лишь у немногих: Аристотеля, Макиавелли и Леонардо в одном лице…