- Но ведь теперь мы так же и остаемся под замком, - сказал я. – И, что самое худшее, теперь следить за нами станут в два раза сильнее.
- Спокойно, Альфредо. Займись Клареттой, а остальное оставь мне.
У меня же не было никакой охоты на бывшую монашку, хотя она и простила мне неуважение и теперь водила за мной глазами, словно пес за куском колбасы. Чтобы заняться чем-нибудь полезным, я рисовал портреты обитателей замка, отсчитывая время до неизбежного провала.
Il dottore написал письмо и, даже не запечатав его, показал Гиацинтусу, чтобы у того не появилось никаких подозрений. Там было всего пара предложений, в которых он поручал Гогу и Магогу как можно скорее привезти весь запас двойной тинктуры. Нарочный должен был отвезти письмо в Монтрё, а затем служить нашим людям в качестве проводника.
Я понятия не имею, в чем заключалась суть всей уловки, ибо, как уже сказал, в волшебный порошок не верил, но был уверен в том, что мой наставник прекрасно знает, что делает.
Казалось, ничто не могло нарушить спокойствия Учителя, который вылеживался до полудня, а по вечерам с оживлением участвовал в пирах, ведя беседы на самые различные темы. А уж рассказчиком он был первоклассным, и умел говорить так, что все остальные за столом замолкали и, раскрыв рот, выслушивали его истории. В них он затрагивал самые различные темы… К примеру, говоря о структуре преисподней, он приводил рассказ некоего человека, которого, якобы, знал лично, и который, по примеру Эмпедокла влез в кратер Этны во время извержения, пребывал там множество дней, утверждая, что добрался, якобы, до самой преисподней и видал там и дьяволов за работой, и муки осужденных навечно, а след от укуса трехголового Цербера на его ягодицах сохранялся до поздней старости. В другой раз ввязался он в обсуждение пророчеств, заключенных в Откровении святого Иоанна, названном Апокалипсисом, и сравнивал их с более новыми пророчествами Нострадамуса, из которых многие, такие как поражение Непобедимой Армады или же резня гугенотов в ночь святого Варфоломея, уже подтвердились, а вот другие, такие как европейская война, что должна была продолжаться три десятка лет или же обезглавливание британского короля палаческим топором, должны были случиться, еще до того, как пройдет половина столетия.
На третьем пиру неожиданно выплыла проблема болезней, в частности же, крупных эпидемий, время от времени опустошающих весь мир. Не знаю, кто первым затронул эту тему, но, признаюсь честно, что у меня несколько пропал аппетит, когда il dottore с излишним многословием начал рассказывать про «франку», привезенную моряками Колумба и в своей наиболее ужасной форме пугающей в течение половины XVI века, про ужас крестоносцев – проказе, называемой еще и лепрой; о чудовищной лихорадке, поражающей всех возвращающихся из тропиков, и о самой страшной из всех болезней – чуме, само название которой, выговариваемое вполголоса, пробуждала ни с чем не сравнимый страх, поскольку, если когда уже возникла, то распространялась, словно заядлый косильщик, срезающий своей косой всех без разбора: бедных и богатых, подлых и честных.