– Давно в расположении дивизии?
– С августа, с конца, товарищ комдив, – шепнул сержант, – под Смоленском подобрали. Наверно, из окружения. Она, товарищ комдив, ничего не говорит почему-то.
– Тааак. Интересно. Вас как зовут? – повернулся он к Осени.
Осень молчала.
– Вы что – глухая?
Осень молчала.
– Документы есть? Имя? Фамилия? В каких войсках? Кем? Медсестрой? Радисткой? Зенитчицей?
Осень молчала, глядя на него большими грустными глазами.
Осень расстреляли на следующее утро.
Дождь перестал. Ночью подморозило.
Четверо смершевцев дали залп. Босая Осень повалилась на дно воронки, от соломенной шляпки отлетел кусок вишни.
Смершевцы забросали Осень валежником.
Через час пошёл первый снег.
Письмо.
Нюра торопливо распечатала письмо и стала читать неровные, наползающие друг на дружку строчки: «Здравствуй, Нюра. Я всё думал и думал и наконец решил тебе написать. Может, ты посмеёшься надо мной – не знаю. Но я всё-таки решился. Нюра! Мы с тобою не дружили, не встречались по весне. Но всё равно глаза твои большие не дают покоя мне. Я думал, что позабуду, как-нибудь обойду их стороной. Но они везде и всюду всё стоят и стоят передо мной. Словно мне без их привета в жизни горек буквально каждый час. Словно мне дороги прямо нету на земле без этих глаз. Без твоих, Нюра, глаз. Может, ты сама не рада, но должна же ты понять. С этим, Нюра, что-то делать надо. Надо что-то предпринять. Очень прошу тебя ответить. Жду ответа. Виктор».
Она прочла письмо ещё раз, швырнула на стол, вскочила и закружилась по комнате:
– Любит! Любит! Любит!
Широкая юбка Нюры поднялась коричневым кругом, задела стоящее на столе зеркало.
Оно громко упало на пол, но не разбилось.
– Ну вот. Никуда не годится, – раскрасневшаяся Нюра подхватила зеркало, – развеселилась как дура. Нюра-дура…
Она снова села на стул и поднесла зеркало к лицу.
На неё глянула знакомая миловидная девушка с маленьким носом, тонкими бровями и полными губами.
Глаза твои большие не дают покоя мне», – проговорила Нюра и засмеялась, – что он в моих глазах нашёл? Глаза как глаза. Прохода не дают! Вот чудак…
Она приблизила зеркало к лицу и стала внимательно рассматривать свои глаза.
Те же веки. Те же ресницы. Те же ярко-красные пятиконечные звёзды, вписанные в зеленоватые круги зрачков.
– Чудак, – улыбнулась Нюра и провела рукой по пылающей щеке.
В правом глазу на бело-голубоватой поверхности белка изгибалась крохотная розовая жилка, наползая извилистым хвостиком на нижний луч звезды.
«Ещё вчера лопнула, – подумала Нина, – а всё от чтения. Читаю по ночам как дура. Так совсем глаза ввалятся. Нюра-дура…»