– Поешь и приходи. Чаю выпей…
Процокав каблучками по коридору, она скрылась.
Марина стала ковырять пюре алюминиевой ложкой, полная Таисия Петровна из четвертой, запахнув полинявший китайский халат, наклонилась к ней, погладила по голове белой от стирки рукой:
– Мариночка, а кто это к вам приехал?
– Дядя Володя, – четко проговорила Марина, кусая водянистый огурец.
Таисия Петровна со вздохом выпрямилась и улыбнулась тете Клаве, переворачивающей рыбные котлеты:
– Дядя Володя…
Та слабо засмеялась, отгоняя чад рваным полотенцем.
Марине показалось, что они знают что-то очень важное. Она доела пюре, огурец кинула в ведро и пошла к себе.
В комнате было накурено, горела люстра, мать играла «Посвящение», дядя Володя покачивался в плетеном кресле, подперев щеку рукой с папиросой.
Марина приблизилась к разоренному столу, взяла конфету и ушла на террасу.
Весь вечер мать с дядей Володей пили чай, танцевали под патефон, курили и оживленно разговаривали.
Стемнело.
Двор за облупившимся переплетом террасы опустел, в домах зажглись окна. Марина смотрела, как в окне напротив Нина Сергеевна кормит Саньку с Олегом, потом листала подшивку «Крокодила», разглядывая толстых некрасивых генералов с тонкими паучьими ножками, потом вырезала из цветной бумаги лепестки, сидя за своим маленьким столиком.
Прошло много времени, окна стали гаснуть, вырезанные лепестки Марина наклеила в тетрадку.
В стеклянную дверь было видно, как дядя Володя, улыбаясь, что-то говорил маме, держа перед собой рюмку с вином. Мать медленно подняла свою, вздохнула и, рассмеявшись, выпила, быстро запрокинув красивую голову. Дядя Володя выпил медленно и вылил остатки в чай.
Он сидел без пиджака, пестрый галстук красиво лежал на белой рубашке.
Мать встала, прошла на террасу и наклонилась к Марине:
– Ты спать хочешь.
– Да нет, не хочу… – бормотала Марина, разглядывая незнакомое раскрасневшееся лицо с пьяно поблескивающими глазами.
– Хочешь, хочешь, куколка. Пошли, я тебе в комнате постелю, а мы с дядей Володей здесь посидим.
Марина двинулась за ней.
Румяный дядя Володя улыбнулся ей, пожелал доброй ночи и, прихватив бутылку с рюмками, ушел на террасу.
Мать быстро разобрала постель, переодела Марину в ночную рубашку, поцеловала пьяными губами, уложила и погасила свет.
Марина легла щекой на тяжелую сыроватую подушку, стеклянную дверь плотно притворили.
Эту ночь Марина помнила ясно и подробно.
В комнате было душно и накурено, лишь из открытой форточки тянуло прохладой. Букет гладиолусов маячил в темноте белым пятном. В соседнем дворе хрипло лаяла собака.