– Если верить этой приписке, то получается, Окладин прав? – вопросительно посмотрел Пташников на Ниткина.
– Возможно, в 1513 году Троицкий собор был только перестроен, о чем и осталась запись в Трефолое, автору которой было важно сообщить, когда Василий Третий обосновался в своих новых хоромах. Высказывалось предположение, что в перестройке собора участвовал знаменитый итальянский зодчий Алевиз Фрязин – создатель Архангельского собора Московского Кремля. Но Михаил Николаевич категорически отрицает это. Он доказывал мне, что Троицкий собор и та церковь, куда вчера ночью пытались проникнуть, построены почти одновременно в начале шестнадцатого века и чуть ли не одним и тем же русским мастером, который талантливо использовал опыт итальянских зодчих.
Меня опять кольнуло подозрение:
– Выходит, Михаил Николаевич интересовался церковью, в которой хранились Царские врата из Новгорода?
– Пожалуй, на эту церковь Михаил Николаевич обратил не меньше внимания, чем на Троицкий собор, – подумав, ответил мне Ниткин. – Все ее каменные орнаменты досконально изучил, в подклете каждый угол тщательно обследовал.
Я опять поймал на себе внимательный взгляд Марка. Похоже, он начал догадываться, в чем я подозреваю Окладина.
Но Пташникова волновало другое:
– Ладно – орнаменты, по ним можно определить мастера. Но что он искал в подклете?
– Еще в прошлом веке там обнаружили нацарапанный на стене рисунок какой-то церкви. Так вот, Михаил Николаевич доказывал мне, что этот рисунок сделан самим зодчим и изображает церковь, которую позднее он построил в Суздале.
– Кто же этот зодчий? – все больше увлекал краеведа рассказ Ниткина.
Тот развел руками:
– Пока он остается безымянным. Михаил Николаевич считает, что Василий Третий поручал этому зодчему строительство своих домовых церквей, самых важных храмов, в том числе и в Суздале, куда позднее князь сослал Соломонию Сабурову.
– А при чем тут Соломония?
– По предположению Окладина, этот безымянный зодчий работал в Суздале в те самые годы, когда там находилась в заключении Соломония Сабурова, там же, примерно в одно время с ней, он был и похоронен. Но вряд ли возможно теперь, спустя столетия, восстановить имя этого талантливого мастера…
Я не сомневался, что разговор о неизвестном зодчем был для Окладина только ширмой, за которой он пытался скрыть истинные мотивы своего интереса к церкви, куда пытался проникнуть чернобородый. Вряд ли случайно запись в Трефолое, которую зачитал нам Ниткин, Окладин обнаружил в том самом Троице-Сергиевом монастыре, гле, по словам Марка, месяц назад произошла та же странная история, что и здесь, в Александровском кремле.