– Если ты хотела навести справки о моей семье, могла бы просто спросить.
– Зачем я буду причинять тебе беспокойство?
Я начинаю собирать вещи, но, поскольку мне не довелось доесть даже первую печеньку, вполне очевидно, что времени с момента моего появления здесь прошло совсем немного.
– Я видел, ты сегодня смотрела на моего отца.
Это обвинение.
– Ничего я не…
– Не отнекивайся, смотрела.
С моих губ скрывается едва слышный стон. Плечи опадают.
– Я не знала… то есть… Грейс упоминала о каком-то происшествии, но что конкретно случилось, я не знала и… – Что просто? Зачем мне еще глубже рыть себе могилу? – Словом, мне просто стало любопытно… – наконец я довожу свою мысль до конца.
– Ну хорошо, – говорит он, медленно качая головой, – и что ты успела узнать?
Я опять включаю телефон, нахожу статью, показываю ее и отвечаю:
– Успела добраться досюда.
Он перегибается через спинку стула и вглядывается в экран:
– Ага, понятно. Значит, ты выяснила, кто был мой дед и как он погиб, да?
– Нет, о его смерти говорится дальше, – говорю я, надеясь, что мои слова звучат не так ужасно, как кажется.
Но он, похоже, совсем не обижается.
– Дед был великим сёрфером и мастерски умел оседлать волну. Отчаянный храбрец. Любил глупо рисковать, даже когда стал для этого слишком стар. Зимой, после приличного шторма, волны к северу от бухты, в районе Боун Гарден, вздымаются действительно высоко. После одной такой бури, когда мне было десять лет, он тоже решил рискнуть. Я наблюдал за ним со скал. Волна проглотила его целиком и выплюнула на камни. Кстати, именно по этой причине тот участок берега впоследствии назвали Боун Гарден[6]. Он был первым идиотом, кто там погиб. Первым и самым известным.
Я даже не знаю, что сказать. Рядом с нами останавливается большая семья, чтобы сфотографироваться на фоне морского чудища. Мы отклоняемся, чтобы не попасть к ним в кадр – раз, второй, третий. Потом они наконец уходят, и мы опять остаемся одни.
Не желая углубляться в дальнейшие в разговоры о покойном деде Роса, я решаю сменить тему и поговорить о том, чему стала свидетелем в магазине по продаже винтажных тряпок:
– Он твой приятель? Я имею в виду того парня, Дэйви?
– Мы вместе росли, – ворчливо отвечает Портер и искоса смотрит на меня. – Он что, к тебе приставал?
– Без особого успеха.
Уголки рта Портера слегка приподнимаются, он тихо смеется:
– Вот в это я верю. Он далек от великолепия, но проблем может доставить – мало не покажется. Я стараюсь за ним приглядывать, однако…
Портер умолкает на полуслове – будто хотел добавить что-то еще, но по зрелому размышлению решил попридержать язык. Я замечаю, что он без конца оглядывает меня с головы до голых ног, хотя и совершенно беззлобно. В его сузившихся глазах читаются тревога и настороженность, за мрачным волнением, каким-то образом связанным с Дэйви, скрывается что-то такое, чего я не понимаю. Может, это связано с той девушкой, Хлоей, о которой они говорили?