Фириан с утра до ночи пел, Сян суетилась, и никто, никто не желал внимать доводам рассудка. Глерк отлично это видел. К концу второй недели жилище ведьмы полностью преобразилось: на специально для этого натянутых веревках сушились подгузники, чепчики и распашонки; рядом с новехонькой раковиной на особых решетках сушились специально изготовленные стеклянные бутылочки; откуда-то (Глерк так и не понял откуда) появилась коза, и Сян завела отдельные крынки для молока, творога и масла; а пол как-то вдруг оказался усыпан бесчисленными игрушками. Сколько раз под ногу Глерку подворачивалась какая-нибудь деревянная погремушка с острыми углами, сколько раз он выл от боли! Но на него тут же шикали и выставляли вон, чтобы он не разбудил девочку, не напугал девочку или не заморил девочку скукой, читая ей стихи.
К концу третьей недели Глерк понял, что с него хватит.
– Сян, – сказал он, – не вздумай полюбить этого ребенка.
Старая ведьма фыркнула, но ничего не ответила.
Глерк нахмурился.
– Ты меня слышала? Я тебе запрещаю.
Ведьма только рассмеялась. Девочка рассмеялась вместе с ней. Они всегда были вдвоем, в своем маленьком мирке, куда Глерку путь был заказан.
– Луна! – запел Фириан, влетая в распахнутую дверь. Дракончик порхал по комнате и пел, словно напрочь лишенная музыкального слуха птица: – Луна, Луна, Луна, ЛУНА!
– Хватить петь! – рявкнул Глерк.
– Не слушай его, Фириан, – встряла Сян. – Дети любят, когда им поют. Это все знают.
Девочка засучила ножками и загулила. Фириан сел на плечо Сян и замурлыкал без слов. Стало лучше, но ненамного.
От отчаяния Глерк застонал.
– Знаешь, что сказал Поэт о ведьмах, которые растят детей? – спросил он.
– Я понятия не имею, что там говорят поэты о детях и ведьмах, но уж конечно, это что-то умное. – Сян огляделась. – Передай мне вон ту бутылочку, будь добр.
Скрестив ноги, Сян села на дощатый пол, а девочку уютно примостила у себя в юбках.
Глерк подошел ближе, наклонился к ребенку и испытующе его осмотрел. Девочка сунула в рот кулачок, по пальцам потекли слюни. Другой рукой она замахала на кошмара. Розовые губки, между которых скрывались обслюненные пальчики, сложились в широкую улыбку.
«Это хитроумная уловка, – сказал себе Глерк, изо всех сил стараясь удержать улыбку, которая неудержимо раздвигала его широкую мокрую пасть. – Она специально старается выглядеть славной, чтобы затянуть меня в свои сети. Какое коварство!»
Луна взвизгнула, засмеялась и брыкнула воздух крошечной ножкой. Глаза ее встретились с глазами болотного кошмара и засияли как звезды.
«Не вздумай полюбить этого ребенка», – как можно строже сказал себе Глерк.