Глерк рассказывал, что из этого болота родился весь мир.
– Как? – тысячу раз спрашивала его Луна.
– В стихах, – отвечал иногда Глерк.
– В песне, – говорил он иногда. Но больше ничего не объяснял и говорил только, что когда-нибудь она сама все поймет.
Какой противный этот Глерк, подумала Луна. Все они противные. А противней всего была головная боль, которая усиливалась день ото дня. Луна села на землю и закрыла глаза. В опустившейся темноте она разглядела голубизну с серебристым краем и что-то еще. Что-то твердое и крепкое, как орешек.
Мало того – эта штука мерно стучала, словно в нее был встроен крошечный часовой механизм. Щелк, щелк, щелк.
«Каждый щелчок – это шаг к концу», – подумала Луна. Она потрясла головой. Что за странная мысль? Непонятно.
«К концу чего?» – задумалась она. Но ответа не знала.
И вдруг откуда-то пришло видение дома со стульями, покрытыми лоскутными накидками, с рисунками на стенах, яркими глиняными мисками, которые торжественно и празднично выстроились на полках. Женщина с черными волосами и родинкой в форме полумесяца на лбу. Ласковый мужской голос приговаривает: «А где наша мама? Вот наша мама, да, детка?» Слово это эхом отозвалось у нее в голове, прокатилось от края до края – «мама, мама, мама», снова и снова, снова и снова, словно далекий птичий крик.
– Луна, – спросил Фириан, – а почему ты плачешь?
– Я не плачу, – сказала Луна, вытирая глаза. – И вообще, я просто соскучилась по бабушке, понял?
Это была правда. Луна скучала по бабушке. Но сколько ни стой тут, сколько ни вглядывайся, бабушка все равно придет не раньше, чем одолеет весь путь от Вольных городов до своего дома на верхушке спящего вулкана. Луна знала это точно. Но тот, другой дом, и лоскутные накидки, и женщина с черными волосами – Луна уже видела все это, видела, но не знала когда.
Она посмотрела вниз, на болото и сарай, мастерскую и дом-дерево, круглые окошки которого удивленными немигающими глазами выпучились по бокам толстого ствола. «Был другой дом. И другая семья. Еще до этого дома. И до этой семьи». Глубоко внутри Луна знала, что это правда.
– Что с тобой, Луна? – с ноткой боли в голосе спросил дракончик.
– Ничего, Фириан, – ответила Луна, обхватила его обеими руками за живот и подняла. Девочка поцеловала дракончика в макушку. – Ничего, правда. Просто я подумала, что очень вас всех люблю.
Это была первая ложь, которую она произнесла в своей жизни. Ложь, в которой каждое слово было правдой.
Глава 18, в которой ведьма попадает впросак
Сян не помнила, чтобы когда-нибудь преодолевала этот путь так медленно. Магия ее с годами иссякала, но в последние годы как-то чересчур быстро. То, что осталось, превратилось в тонкую струйку, которая по капельке сочилась в старческих пористых костях. Взгляд Сян утратил былую остроту; слух ослаб; болело бедро (а также левая ступня, поясница, плечи, запястья и, как ни странно, нос). И лучше ей уже не будет, будет только хуже. Очень скоро она в последний раз возьмет за руку Луну, в последний раз коснется ее лица, хриплым, очень хриплым шепотом скажет, как она дорога ей. Сознавать это было почти невыносимо.