Да, и еще. По выкладкам Колобеня, умерший непись тоже возрождался. Но уже в виде бестолкового моба, погибала в нем та самая осеняющая пришибленность с первого раза и навсегда.
Короче, Колобень был одним из тех, кому прилетело. Одним из Первых. Может быть, даже Самым Первым.
Их, таких Первопришибленных, вроде как много, миллиона три-четыре точно есть, а то и больше. Многие просто шифруются, не сознаются, боятся чего-то, а вот Колобень своей пришибленностью гордится. Но три-четыре миллиона в масштабах планеты – тьфу. Большинство осененных уже позже народилось.
Когда наступило время ужина, лично он – Колобень – изобрел шаманство. Духов к тому времени вокруг витала тьма, но все они были какие-то неопределенно унылые.
До полуночи мир все больше обрастал подробностями и нюансами, в нем появились гости, которые очень походили на осененных, но ими не были. Вначале они все вели себя как злобные дети, но постепенно угомонились и многие стали вполне нормальными, кое-кто даже записался к первому в мире шаману в ученики.
Да, чтобы разобраться с духами, как-то классифицировать, и найти им применение в народном хозяйстве, Колобень принялся обучать других шаманов.
Чему и посвятил следующие сто двадцать лет своей жизни. Кстати, в его понимании год – это промежуток времени, за который он на год старел. А, следовательно – по демонскому, да и по Земному времени – неделя. Хм, так может, месяц шаманства уместился в полдня? Риммон попытался выяснить, нет, что такое месяц Колобень знал и в фазах Луны ориентировался отлично.
Как такое может быть, что в году двенадцать месяцев и одновременно с тем год короче месяца вчетверо, Колобень пояснить не смог, и Риммон решил эту тему пока что замять.
В общем, сто двадцать лет Первый в мире шаман тренировался на учениках и оттачивал свои собственные профессиональные навыки. А точнее – сто двадцать один год. Почему столько? Потому что одиннадцать раз по одиннадцать, это сто двадцать один, а значит, сакральное число. А одиннадцать – первое двузначное число, которое ни на что не делится, кроме себя, а значит, тоже сакральное, гораздо сакральней, чем даже тринадцать. И хорошо, что Риммон фигурок принес два раза по одиннадцать, две сакральности сразу – это о-го-го какая сила.
Демон обратил внимание Колобеня на тот факт, что двадцать три тоже ни на что, кроме себя, не делится и является первым таким числом в своем десятке. Тот ненадолго завис, потом потряс головой и ответил, что это уже полная хрень. Нет сакральности в двадцати трех, и точка. А вот в двадцати двух есть. Целых две.