Он подошел к подвесному шкафу и достал дополнительные инструменты так, чтобы она не видела.
— Мне нужно идти. Я неважно себя чувствую.
Она плотно затянула края бумажного халата.
Как собака, обнюхивающая место преступления, он поднял нос и глубоко вдохнул. Жасмин и чеснок. Аромат проскальзывал вглубь ноздрей и затем выходил наружу. А еще — дрожжи и дешевый лосьон после бритья, наверное, от последнего парня, которому она отсосала за несколько баксов. Неприятные запахи так и вырывались из недр женщины, из ее внутренностей. И он вдыхал в себя каждую ее приятную частичку.
— Просто расслабься, — сказал доктор, поглаживая ее бедра. — Сейчас все сделаем. Ты уже и так голая.
Ее щеки побагровели от смущения.
— Нет, я… вообще… я могу одеться.
Она попыталась сесть, но набухший живот, упершись в поднос с инструментами, помешал ей это сделать. К тому же она не хотела показаться грубой. Эти женщины никогда не хотели казаться грубыми, чтобы не доставлять ему неудобств.
Какие они невнимательные, эти женщины.
Он оттолкнул ее обратно.
— Ничего страшного, — произнес он. В голосе доктора чувствовались нотки недоброжелательности, но его милые глаза держали ситуацию под контролем, равно как и саму женщину. Как мог обладатель таких живых глаз причинить кому-то боль? Такое приятное лицо… Красивые люди никогда никому не вредили.
Почти никогда. Об этом можно было бы спросить Теда Банди.
Врач и женщина снова разыграли привычную сцену: она противится, а он утешает ее, пока та, наконец, не уступит. Она вздохнет, упершись в толстую подушечку стола, а затем сложит руки на пухлой груди.
Ее щеки порозовели, но она продолжила:
— Беременность была трудная. Очень сильные боли, особенно во время этих осмотров.
Ее голос слабел, но руки по-прежнему крепко сжимали края халата. Пальцы кровоточили, пот проступал через тонкую бумагу.
— Можете ли вы мне что-то дать от этой боли?
Он выглянул в коридор.
— Доктор?
Она прислушалась… Все уже ушли домой, верно? Может, кто-то еще работает?..
— Доктор! — громче обратилась она.
На этот раз он обернулся к ней, и она снова спросила:
— От боли можете что-то дать?
— Боль, — пробормотал он, показывая жестом: «Погодите минуту», и направился к двери.
Он чувствовал, как ее глаза следят за его движениями. Она отклонила голову назад, чтобы убедиться, что он выходит из комнаты.
Он оглядел приемную. В зале ожидания было темно. Только лампы в конце коридора все еще работали, освещая путь через тьму к внешнему миру. Он запер дверь на два замка и защелкнул засов, ключа от которого у уборщицы точно не было.