Дорогая, шептал он, дорогая, дай бог свидимся…
Проводник обернулся и остановился.
– Что такое? – хриплым голосом спросил он.
– Скоро уже придем? – почти беззвучно шевельнул губами мужчина.
– Еще немного. Постарайтесь не отставать… Поднимается сильная вьюга. Если вы остановитесь, то упадете и… – Он выразительно замолчал.
– Да-да, я понимаю… – Он поднял голову к небу. Иссиня-серому, мрачному… – Все будет хорошо… и я вернусь, – вырвалось у него. Он размашисто перекрестился, и тут очень странное и неприятное мелькнуло перед глазами, как будто он на белом снегу увидел две соединенных руки, а в них – засушенную розу. Видение было таким ярким и четким, что он помотал головой, чтобы прогнать его. Резкий порыв ветра ударил ему в лицо, и он зашептал слова молитвы.
Глава первая
Тайник, найденный на крыше
Из мудрых никто не осмелится на следующие три вещи: к царям приближаться, пить яд для пробы, вверять тайну женщине.
Иоанн Дамаскин
Приморский город. 12 лет назад
Он поднялся на чердак. Это было его любимое место. Он часто поднимался туда и ощущал непонятное жжение в горле, словно его охватывала жажда и хотелось пить. Он предусмотрительно запасался большой бутылкой с прохладной водой, откупоривал ее и начинал пить жадными большими глотками. Напившись, он закрывал бутылку и приступал к своему ритуалу, не изменявшемуся на протяжении вот уже двух лет. Этот чердак достался ему по наследству. Он жил на последнем этаже старинного дома, находившегося в нескольких метрах от моря, и прежде на этот чердак, превращая его в кладовку, складывала разные вещи его мать. В помещении стоял чуть кисловатый запах, как от человека, который не мылся несколько дней. Он хмурился и пытался внушить матери, что старые вещи нужно выкидывать, а не ждать, пока они окончательно истлеют. Но его, как всегда, не слушали. Ах, ах, смеялась звонким голосом мать, что ты такое говоришь, это еще послужит тебе и мне… При этих словах она разворачивала какую-нибудь ветошь типа старого пальто. Встряхивала его и кидала ему, чтобы он поймал на лету. Он ругал себя последними словами, но ловил это тяжелое, пропахшее нафталином пальто, а поймав, стоял с непонятным выражением лица, ожидая дальнейших приказаний.
Мать два раза в год перетряхивала чердак. Старые вещи разворачивались и внимательно пересматривались. Иногда отправлялись на помойку, в основном складывались обратно. Зачем ей нужен был этот осмотр – он не знал. Да, они жили трудно с тех самых пор, как пропал отец, но ведь не до такой степени, чтобы складировать всякую рухлядь. Отец исчез из их жизни, когда ему было пять лет. Воспоминания об отце распадались на маленькие калейдоскопичные эпизоды, которые трудно было свести в одну картину. Он помнил, как крепкие отцовские руки подхватывали его и поднимали ввысь, и тогда он видел море и набережную, церковь, старые дома, песчаную полосу пляжа… Помнил он и руки отца – крепкие, мозолистые…