Следующие три недели, что я еще провел наверху, в горах, остались для меня памятными на всю жизнь.
Я чувствовал себя как студент в конце каникул, сознающий, что всего через две недели, а потом уже только через день-два кончится его свобода. Я знал, что в моем распоряжении осталось только это время, а потом начнется нечто иное, совершенно иное, однако упрямо не хотел думать ни о том, что будет, ни о том, почему так будет.
Тогда в Будапеште, проснувшись на рассвете, я радовался, что случилось именно так, как случилось. Рядом со мной была Эржи, и это было хорошо. Автобус на Гайю отправлялся очень рано, мне пришлось разбудить Эржи, чтобы проститься и внушить ей: она должна заполнить бланк для прописки. Так как наличных денег у меня с собой было мало, я отдал ей свою сберегательную книжку тысяч примерно на двадцать пять, чтобы она хозяйничала, пока я не вернусь. Я написал наскоро записку своему знакомому адвокату, велев Эржи обязательно пойти к нему и все подробно рассказать о своем деле. Когда мы прощались, мне стало не по себе, я боялся покидать ее, она цеплялась за меня с такой отчаянной грустью, что мне захотелось остаться с ней.
Но добравшись до Матрахазы и вдохнув в себя морозную, хрустальную горную зиму, я страшно обрадовался, что снова приехал сюда, и все прочее — Будапешт, Эржи, развод — показалось далеким, очень далеким, чем заниматься пока не нужно. И так оставалось до конца моего пребывания там. Иногда мне вспоминалось то, что предстояло выполнить, но я отгонял от себя эти мысли. Я ходил на лыжах, радовался зиме, снегу и тому, что все это пока еще принадлежит мне и пока еще мне не грозит никакая опасность. Вечерами я спускался потанцевать, на другой же вечер привел к себе Кати, которая оказалась превосходной любовницей: живой, веселой, без всяких проблем и к тому же ангельски злой на язычок.
Неделю спустя я пригласил Мольнара: не пойдет ли он со мной куда-нибудь прогуляться? Можно, например, напроситься на праздник убоя свиньи.
Мольнар согласился, мои сентиштванские знакомые тоже не возражали против того, что я приведу с собой гостя; маленький человек прекрасно разбирался в разделывании свиней: сбросив пиджак и оставшись в одной рубашке, он трудился на кухне со сноровкой заправского мясника; настроение у него было хорошее, он развеселился и по дороге домой, около полуночи — мы шли пешком, автобусы давно перестали ходить — примирительно сказал:
— Говорю вам, Шебек, езжайте в село. Станете там счастливым и довольным человеком.
— Почему вы так упорно предлагаете мне село, мой министр? Ведь вы и сами не деревенский.