Мужчины беседовали весело и оживленно. Хозяйка усадила меня рядом с собой и спросила, где мне сшили платье, такое простое, изящное и вместе с тем нарядное. Потом мы занялись едой: нам подали обед, какого мне еще в жизни есть не доводилось, разве что в книгах Морица я читала о нем. Бульон с мозговой костью, отварное мясо, птицу, говядину со смородиновой подливкой, куриный паприкаш, потом, после долгих уговоров директора, хозяйка принесла вчерашнее жаркое из баранины, так как директор заявил, что больше всего любит баранину, а потом еще и ватрушки. Пока мы обедали, разговор вертелся исключительно вокруг еды, и я тоже только и знала, что повторяла: «Ах, какой вкусный суп!» и «Спасибо, сыта, не хочу больше».
Между прочим, я никак не могла понять, за кого меня здесь принимают. Хозяйка величала меня «милая», «дорогая», агроном и директор — «сударыня» или «дорогая сударыня», а Пишта предпочитал никак не называть и в разговоре со мной избегал обращения. Время от времени он поглядывал на меня, и глаза его веселели, но меня мучило чувство, что он относится ко мне как к ребенку. Хорошо, мол, что я здесь и он может любоваться мной, но если бы меня не было, ничего бы не изменилось.
В конце обеда, когда мы пили вино, речь зашла о делах Пишты.
— Конечно, в провинцию инженера заманить трудно, — сказал директор. — Инженера-механика еще трудней, а в госхоз — и подавно. А все потому, что люди не понимают своей выгоды, рассудите только… — И он стал перечислять преимущества работы в госхозе. — За квартиру, электричество и прочее здесь платят гроши. Вам это обойдется в какие-нибудь сорок пять форинтов. Наши работники по своему желанию получают либо земельный надел, либо вместо него зерно и корм в таком количестве, что могут держать скот. Стало быть, зарплата, в сущности, остается на карманные расходы. А такие деньги за день не потратишь. — И он поднял бокал, чтобы чокнуться с нами.
Притихшие мальчуганы сидели в конце стола, но тут один неожиданно выскочил:
— А ребятишек в школу и обратно возят на грузовике.
Все засмеялись, хозяйка бросила на меня многозначительный взгляд и обняла за плечи; я посмотрела на Пишту — он смеялся, — и у меня сразу испортилось настроение. Как это пошло, подумала я, и какое мне до всего этого дело.
Но я постаралась скрыть свои чувства; отпила глоток вина и закурила сигарету, хотя обеду не было конца. На стол подали фрукты, и хозяин занялся приготовлением кофе. Вдруг я почувствовала какую-то тяжесть в затылке, не давало покоя неприятное сознание того, что сегодняшний день то и дело преподносит мне сюрпризы; я все время попадаю в странное, неловкое положение. Пишта сидел рядом со мной, слегка отвернувшись, и беседовал со своим соседом, а я в задумчивости украдкой изучала его лицо. У него было живое, привлекательное лицо, мне оно нравилось теперь не меньше, чем при первой встрече, то есть позавчера, а когда он поворачивался ко мне, я чувствовала исходящие от него флюиды, и меня опьяняла его близость, но мысль о том, что я могу решиться на такую жизнь, наполняла меня ужасом; я даже испугалась, не выдала ли себя чем-нибудь.