, окруженным зеленой изгородью лесов и душистыми лугами, с их молочными туманами, пасущимися овцами и дерновыми хижинами. Оглавляла это надпись «Хоннингсвог – Стаббурсдален». Какая-то девочка, высунувши свою ручку из окна прямо над плакатом, разжала пальцы, обронив на обочину скомканную обертку от шоколадки. Подхваченная ветром, та зашуршала по земле, все быстрее и быстрее ускоряясь, уже готовая порывисто взлететь и навсегда исчезнуть в стороне залива, как вдруг резко застыла в воздухе.
Проходя мимо, я подхватил ее и окликнул уже почти было скрывшегося за автоматической дверцей контролера. Смерив поношенный тулуп недоверчивым взглядом, он уставился на мою руку. Я протягивал ему скомканную обертку. Изумившись, он поднял глаза, но столкнулся с моим ясным, прямым взглядом. Чуть тряхнув головой, контролер медленно взял обертку. Бережно надорвав ее посередине, он вернул ее мне и уступил проход. Дверь с шипением задвинулась, автобус тронулся в путь.
Салон был наполовину пуст, редкие пассажиры с улыбкой поглядывали в окно, кто шуршал дорожными припасами, а кто уже дремал, откинувшись на спинку кресла. Я выбрал задние сиденья. Плотно придвинулся к окну, с наслаждением завалившись на мягкий подлокотник. Мы уже покинули вокзал и мчались по пыльному, побагровевшему от лучей заходящего солнца междугороднему тракту. В руку мне скользнула пачка обжаренных фисташек, что незаметно выпорхнула из чьей-то ручной клади.
Я прошел огонь, арктическую воду и фланцевые трубы. Пищеварительный тракт кашалота. Я пережил измор и преодолел мучительный барьер человекоубийства. Я испытал на себе добровольную клиническую смерть. Шрамы электрического ожога на руке служили мне летописью о пережитом.
Вкус к жизни, казалось бы, до предела огрубевший и обветрившийся, снизошедший от такого обращения на нет, вопреки всему чудесно ожил.
Я грыз самостоятельно расколупывающиеся фисташки. Я чувствовал их волнующий солоноватый вкус. Мои глаза блестели, живо бегая по просторам мелькающего за окном ландшафта. Жизнь интересна.
Только сейчас, оглядываясь назад, я точно мог сказать, что все произошедшее как минимум было интересным. Мчась в объятия первозданной природы, я не убегал. А всего лишь брал себе временный отпуск. Будущее не определено. Но тем захватывающей оно казалось.