А не прилетела ли она с другой планеты, где тоже говорят на русском, но слова обозначают другие явления, вроде бы обратные? Любовь там зовется ненавистью, а ненависть - любовью; ум - глупостью, а глупость - умом... Отсюда и долгий разговор, отсюда и путаница, ибо они тщились понять, что же каждый вкладывает в столь знакомые слова.
- А вы тоже станьте супершей, - злорадно посоветовал он.
- Это не просто.
- Ну уж. На пианино вы играете, один язык знаете, духи у вас французские... Выучите на курсах еще один язык, достаньте у спекулянтов лайковые шмутки, купите в магазине "Наполеон", соберите побольше анекдотов... Что там она еще - матюгается?
- Если бы вы ее увидели...
- То я бы ее поскреб.
- В каком смысле?
- Узнал бы, что у нее под анекдотами.
- Сергей Георгиевич, под анекдотами у нее французское белье.
- Маловато.
- Для женщины достаточно.
- А для человека мало.
- Георгию хватило.
- Жанна, ваш Георгий переметнулся к этой женщине не потому, что она знает анекдоты и пьет "Наполеон". Вас с ним ничто не связывает. Ни общих невзгод, ни дружбы, ни детей... Кстати, почему у вас нет детей?
- Ах, какие дети...
- Он не хотел?
- Я не хотела.
- Почему же?
- Ребенку нужен отец постоянный, а не приходящий.
Ее бы надо жалеть. Рябинин жалел, но почему-то не Жанну, а ту большеглазую и опаленную солнцем юную женщину, отнесенную от него в прошлое.
- Мужчина всегда виноват перед женщиной, - сказал он и удивился этим словам, будто не сам их произнес, а прилетели они оттуда, с хрустящего галечного берега.
- Хорошо сказали...
- Это не я сказал.
- Классик?
- Ваша мама.
Она сразу подобралась. Дрогнул тонкий носик, и взметнулись арочки бровей. Глаза расширились, как всегда, с холодным блеском стекла.
- Сергей Георгиевич, а вы тоже виноваты перед женщиной?
- Я? - удивился он. - Возможно, перед какой-то и виноват...
- Даже не знаете, перед какой?
- Умышленно никому зла не делал, - нетвердо сказал он.
Зло женщинам? Бывали ссоры с женой. Бывало, что наказывал дочь. Случалось, что арестовывал преступницу. А зло той, далекой и опаленной солнцем, утонувшей во времени? И зло ли?
- А неумышленно, Сергей Георгиевич?
- Что-то не понимаю вашего интереса...
- Скрываете?
- Зачем вам это знать?
- Вы меня упрекаете, поучаете, держите за последнюю дуру... А сами?
- Несправедливо женщин не обижал.
- Нет, обижали.
- Кого же? - почему-то тихо спросил он, загодя пугаясь ее ответа.
- Меня!
- Что вы говорите...
- Меня вы обижаете все мои двадцать семь лет!
- Я не понимаю...
- У вас колоссальная воля, Сергей Георгиевич, - тоже понизила она голос, приближая лицо.