Камень (Родионов) - страница 29

Рябинин поднялся с бочонка и попробовал кашу. Она была несоленой. Осторожничал он, памятуя о пословице про недосол на столе, а пересол на спине. Пришлось добавить соли и ждать ее, уже забулькавшую...

А если к Маше прикоснуться? В любви это можно. Обнять. Поцеловать. Он краснел и оглядывался, будто замышлял коварный разбой.

Каша радостно хрюкнула. Рябинин попробовал ее - она была несоленой. Недосол на столе... Он поддел ложку соли и опустил в кастрюлю, которая, как ему показалось, поглотила белый минерал с жадностью, причмокнув.

Умыкнуть Машу? Увезти куда-нибудь в леса и горы. Но они и так в тайге. Тогда в город, в коммунальную квартиру, в комнату, где живет мама. И на чем умыкнуть? Нет ни коня, ни машины. Не поездом же.

Он еще раз попробовал кашу - она была так пресна, словно не получила ни крупинки соли. Странное физическое явление. Озадаченный Рябинин присел и всмотрелся в варево - зеленоватая масса утробно почавкивала и пофыркивала. Видимо, без молока рис зеленеет. Но куда девается соль? Рябинин зачерпнул ложку с верхом и сыпанул в кашу. Она проглотила.

А если сделать официальное предложение? Мол, я вас люблю со всеми вытекающими последствиями. Будьте моей женой, чтобы вместе пройти уготованный нам судьбой путь. Но кто он такой? Ни образования, ни специальности, ни заметной мускулатуры... И пути он пока не знал - так, вперед, в распахнутый мир...

Лагерь просыпался. Туман убегал вниз по реке, и казалось, что его гонит не ветерок, а быстрое течение. Солнце легло на прибрежную гальку, которая блеснула лакированно. Геологи чистили зубы. Рябинин снял с огня кастрюлю и подвесил котел с чаем - утром больше пили, чем ели.

К столу все шли, подшучивая над новым поваром. Рябинин ошалело раскладывал кашу по мискам...

О том, что исходным сырьем послужил рис, догадаться было невозможно. Плотная, салатного цвета масса походила на расплавленный капрон. Пахла она, или оно, почему-то аммиаком. И все-таки была несоленой.

Первым взялся за кашу начальник партии. Он коснулся ее ложкой, которая сразу же и навсегда прилипла. Начальник потянул ложку на себя. Масса, то есть каша, пошла за ложкой и так шла, пока вся не вытянулась в сарделькоподобную гирлянду. Потом уж и миска оторвалась от стола и повисла на этой перетянутой кишке, тихонько покачиваясь. Все потрясенно смотрели на опыты начальника партии, который, в свою очередь, с ужасом смотрел на резиновый жгут и висевшую миску.

- Он в нее мыло уронил, - догадался вечно смурной Степан Степанович.

Маша Багрянцева легко отщипнула ложкой толику массы и стала жевать нежно, как мороженое.