Мне понадобилось два часа, чтобы завершить эссе о Шекспире и его отношении к женщинам; затем, потянувшись, я повесила сумку на плечо. В коридорах было тихо. Я вела пальцем по стене и читала размещенные на ней информационные листки. Как и на первом курсе, в центре объявлений о футбольных матчах красовалась фотография Руби. Теперь она была капитаном и по-прежнему царила на поле. Единственное место, где Джон не мог до нее добраться.
В конце коридора я стукнула костяшками пальцев по деревянной двери ассистентского кабинета.
– Входите, – весело и громко отозвался Хейл. – Ты пришла поговорить о дипломе? – Он был один, и это радовало.
Я села, поставив свою тяжелую сумку на колени. Молчание. Я даже не знала, что делаю здесь.
– Всё в порядке? – спросил Хейл, не дожидаясь, пока я заговорю.
Я подумала о Руби.
– Помнишь ту ночь на первом курсе? – нерешительно спросила я. Может быть, его совет поможет мне. – Когда ты проводил меня до общежития?
– Да, когда тебя преследовал тот тип. Парень лучшей подруги, верно? Он все еще беспокоит тебя?
Я подумала было о том, чтобы солгать, но я не хотела лгать Хейлу. Я хотела вытащить все наружу. Может быть, тогда я перестану думать об этом…
– Да, он все еще встречается с моей лучшей подругой, Руби. И она стала совсем другой, словно он ее загипнотизировал. Я не знаю, почему это не идет у меня из головы.
– Потому что тебе не все равно, – ответил Хейл. – Но, знаешь, может быть, она действительно меняется – такое бывает… Люди становятся другими, и это нормально. До тех пор, пока эти перемены оказываются к лучшему.
– Но эта – не к лучшему. Меня раздражает, что я ничего не могу поделать. Только смотреть, как она делает ошибки. Я знаю, как ей начать жить собственной жизнью, но не могу сказать ей об этом. Это так не работает.
Хейл, похоже, обдумывал сказанное мною.
– Тебе нужно кое-что прочитать; может быть, это поможет, – сказал он, поднимаясь и отходя к книжным полкам. Я скользнула взглядом по его плечам и спине, а когда он повернулся, уставилась в пол. – Это стихи Цветаевой. На самом деле мы читали их на семинаре, когда ты была на первом курсе. Помнишь?
– Ты имеешь в виду тот семинар, когда заставил меня стоять перед всей аудиторией?
– Ты этого заслуживала, – с улыбкой ответил Хейл и протянул мне книгу, открытую на нужной странице.
Я читала стихи, а он снова уселся за свой стол. Произведение было смутно знакомым; я вспомнила, что упомянула его в своем экзаменационном эссе. Стихотворение называлось «Я знаю правду», и в нем говорилось о жизни и смерти. Однако я не понимала, какое отношение оно имело к Руби.