А ещё постоянно спросонья сигареты искать начинаю. Тогда ещё курить бросил, и крепко помню, што навсегда. И по новой! Проснулся, и хотение до табака. Откуда такая зацикленность на табачище!? Вылезает же! Правда, и проходит быстро. Пять минут, и как и не было.
Встал после вчерашнего позднёхонько, чуть не к восьми утра. Хоть и вернулись вчера до полуночи, но до-олго заснуть не мог.
Усталость такая, што малость ноги не подкашиваются, а перед глазами купцы да иваны, да в голове песенки вертятся раз за разом. И так бывает.
— А? — заворочался Санька под скрип пружин. — Щас, минуточку… а?!
Он резко вскочил, озираясь по сторонам.
— Где?! А… Егор… У Владимира Алексеевича, да?
— Да. Спи.
Санька лёг вяло и поворочался, но вздохнул, да и встал решительно.
— Никак! — пожаловался он. — А устал ведь! Будто в одиночку баржу разгружал.
— Такая же ерундистика. А прикинь? Не сюда ночевать, а в Трубный, к мастеру? Вот ей-ей, до самого утра бы народ развлекал! Сперва песни, а потом и о купечестве со всеми подробностями. Бабы, они такие! Кто как сидел, да кто во што одет. Все соседи пришли бы!
— Успеют, — страдальчески перекосив физиономию, сказал дружок, — дадут ещё жару!
— Хоть не сразу!
— Так себе утешение! — Санька преисполнен скепсиса и невысыпания.
— Другово нет!
Заночевали мы вместе, на моей постели – благо, маленькие ещё, помещаемся. Хотя уже так себе, тесновато. Ну да всё не вповалку на нарах!
Встали, оделись, умыли морды лица. Саньке такое в диковинку – эко, водопровод! Клозет! Такое себе умывание получилось – экскурсия с лекцией.
— Владимир Алексеевич ранёхонько севодня ушли, — певуче доложила горнишная, накрывая на стол, — сказали, што в редакцию по вашим делам! Мария Ивановна незадолго до того, как вы встали, ушла, скоро должна прийти. А вот Наденька дома, приболела.
— Доброе утро, — вяло поздоровалась вылезшая из спальни Надя, — жар у меня!
— Переволновалась вчера за вас, — сдала её горнишная, на што хозяйская дочка почему-то надулась.
— Да мы и сами за себе переволновались, — примирительно отозвался я, пиная Саньку под столом.
— А? Ага! Переволновались, — закивал Чиж, — событие-то какое! Эвона, да ещё и в один день! Вечер даже.
— А… — в Наде заборолось любопытство с гордыней.
— Как? — закончил за неё.
Девочка словно нехотя кивнула, но глаза-то горят!
— Ну… — собрался с мыслями – так, штоб лишнего не сболтнуть. Ни к чему ей знать про едкие комментарии собственного папаши касательно купчин. По секрету потом в гимназии, а оттуда и на весь город! И обида потом у их степенств на Владимира Алексеевича. А с Иванами и вовсе!