— Скидочка за ваших учеников, Песса Израилевна, — подмигнула молодая и довольно-таки красивая, закутанная в чёрные платки гречанка, и тронула меня ласково за щёку, отчево Фира засопела сердито и взяла под руку.
К выходу пошли зигзагом, через овощи. Тётя Песя с тётей Хаей встали на поговорить со встреченными знакомыми, сторожа рыбу, а за помидоры назначили Фиру.
Пробежав по рядам, та остановилась напротив бабки с рядком помидорных корзин.
— Помидоры сразу хорошие или мне таки поторговаться? — осведомилась Фира, перебирая красные бочки.
— Да мне не к спеху, внученька, — благодушно отозвалась бабка, устраиваясь поудобней и протирая рукавом помидорку, — можешь и устроить спектаклю! Понравится, так и скину чутка!
Дёрнув щекой, девочка двинулась дальше. Несколько раз она принималась торговаться, перебирая мало не всю корзину и давая мне на попробовать, протирая чистым платочком.
— О! Коста! Коста! — замахал я руками знакомцу, шествовавшему по рынку с симпатичной молодой женщиной под руку. Тот заулыбался, и повернув голову, сказал што-то по-гречески своей жене.
Нас представили, и я с восторгом пересказал Софии все перипетии недавнего дела, особенно про то, как напугался двери на ножках. Та засмеялась, показав ненароком жемчужные зубы.
— Приходите, — сказала наконец София, называя адрес, — будем рады!
— Непременно! А когда именно вы будете рады?
Женщина снова засмеялась, прижав к губам кончик платка, и вместо неё ответил Коста:
— Послезавтра будем особенно рады! К вечеру.
Раскланялись, да и пошли на выход, до тёти Песи.
— С Костой Моряком задружились? — радостно удивилась тётя Песя. — Вот же дети! Оставишь их одних на минуту, так они непременно во што-нибудь интересное ввяжутся!
— Ма-ам!
— Ой, доча! — замахала та руками, — это я так, хорошо всё! Достойный человек, пусть и немного контрабандист!
* * *
— Да, ваше императорское высочество! — вытянулся Трепов. — И одновременно нет. Позвольте объясниться?
Обер-полицмейстер разложил на столе бумаги.
— Толчком к разгадке послужили ваши слова о несомненно умном и опасном враге, — начал Дмитрий Фёдорович. — До того момента мои подчинённые, да и признаться – я сам, склонялись больше к дикой выходке кого-нибудь из простонародья. Всё очень грубо и вроде как примитивно, но приглядевшись, мы поняли, что примитивность эта кажущаяся, а за едва ли не наскальными рисунками скрывается школа.
Великий князь кивнул согласно, поощряя замолкшего было подчинённого.
— Все эти новомодные течения живописи, знаете ли… — обер-полицмейстер чуть смущённо пожал плечами, как бы говоря, что не очень-то разбирался в этом, — но пришлось разгребать эти Авгиевы конюшни от искусства, дабы не упустить какие-то детали, незначительные на первый взгляд.