Пермский рассказ (Астафьев, Давыдычев) - страница 90

— Опять их напялила! Сколько говорю, поезжай в район к врачу, выпиши. С моими глаза вконец изуродуешь.

Но тут он тяжело опустился на лавку, шумно вздохнул:

— Дернул я, мать. Воодушевился немножко. — Посмотрел виновато на старуху. Хотел сказать свое обычное присловье: «Я ведь не пьяница. Я любитель выпить», но промолчал.

Чисто в избе после стылой дороги. Тепло и распаривает всего. Настасья в углу под лампочкой примостилась; уютно шуршит материей по столу, шьет что-то.

Захотелось Кузьмичу сказать ей слова хорошие. Но снова эта самая штука, как в тяжелом сне: хочешь крикнуть — рот разеваешь, а звука нет. Только и повторил:

— Дернули с осиновскими мужиками по маленькой. Больно тоскливо.

Настасья еще раз посмотрела на старика, проговорила нараспев:

— Не велика беда.

Не выдержал Кузьмич. Не вставая, подвинулся на лавке, против самой печки нагнулся, выволок кованый сундучок, где хранился сапожный инструмент.

— Вечор говорила, валенок прохудился?

Пригнул голову к коленям, начал шарить в сундучке, загремел баночками с гвоздями.

Настасья завязала узелок, откусила конец нитки, сухо сплюнула, глянула на Кузьмича.

— Ты бы не маялся, старый, — мягко заговорила вдруг она, — не убивался. Война все перековырнула. Не война, кто знает, как бы еще все уладилось-то…

У Кузьмича выскользнуло шило, стукнулось об пол и покатилось по кривой к умывальнику. Встал старик, дрожащей рукой откупорил пузырек с табаком, торопливо опрокинул его над ладонью.

Крепка была понюшка. Махнул Кузьмич рукавом по глазам, отвернулся к окну, выдохнул сдавленно:

— Ядреный, слезоточец!

Поводил ладонью по отпотевшему стеклу, прильнул к нему.

Во дворе все шел и шел печальный глухой снег. Еще сильнее сгустилось вокруг мельницы позднее лесное безмолвие, нависла темнота.

А в избе было светло. Бойко пощелкивал маятник, ворковало в горнице радио. И по-домашнему, тепло, шуршала материя в руках Настасьи.

Виктор Астафьев

РУКИ ЖЕНЫ

Я видел только спину Степана Творогова, то исчезавшего в кустах, то появляющегося на чистине. На этой спине, под просоленной рубахой, напряженно глыбились лопатки, не в меру развитые. Шел Степан, чуть подавшись вперед, и правое плечо его тоже было выдвинуто чуть вперед. Он весь был напружинен, собран в комок, готовый держаться корпусом, если начнет падать. Рук у него не было, и больше держаться ему на земле было нечем.