Остается предположить, что Руслан таки был вооружен оружием Фаворского, помимо «Макарова», но почему так вышло? И документов об этом не было, и никто об этом не знал… Тут загадка на загадке сидит и загадкой погоняет.
В лаборатории мне пришлось просидеть до вечера, провести кучу экспериментов, после чего я пришел к однозначному выводу: из пистолета системы Макарова пробить трубу газопровода нельзя, для этого она слишком толстая. Что же касается убойной силы нового оружия, то о ней можно было, конечно, только догадываться. Но насколько я помню чертежи Фаворского (а у меня хорошая фотографическая память), параметры подходили.
Итак, пистолет был. Остается вопрос: кому он принадлежал? Если все-таки Руслану, то как он к нему попал? А если он ему не принадлежал? Остается предположить наличие третьего лица. Или лиц.
Все кончилось тем, что я просидел всю ночь, делая понятные только мне заметки. Используя резервы своей памяти, я все пытался восстановить истинную картину происшедшего, но ничего не получалось. Чего-то в этой картине не хватало. Я заснул только под утро и проспал практически весь день. Разбудил меня телефонный звонок. Я проснулся, хмуро посмотрел на свою опухшую физиономию, оглядел комнату со стандартной посольской мебелью, разбросанные на столе бумаги и взял телефонную трубку.
— Леонид Юрьевич, здравствуйте, — сказали в трубке. Я узнал голос генерала Климова. Так, на меня клюнула еще одна важная птица.
— Здравствуйте, Алексей Михайлович.
— Леонид Юрьевич, в Москве совершено убийство государственной важности. Убит руководитель Госплана. Приказываю вам срочно прекратить командировку и первым же рейсом вылететь в Союз. Отчет о проделанной работе представите мне по прибытии.
— Слушаюсь! — Я повесил трубку и мысленно ругнулся. Итак, расследование повисало на самом интересном месте. По сути дела, за короткое время пребывания в Ко-анде я так ничего и не выяснил. Единственные результаты, которые я имею, — это маленькая зажигалка, сделанная из непонятной гильзы, и разбитая голова. Негусто. И скорее всего возможности сюда вернуться у меня больше не будет.
В Москве меня ждало столько работы, что о каком-либо еще расследовании пришлось забыть месяца на три. В нашем учреждении все посходили с ума от «дела государственной важности». Все прекрасно понимали, что, если мы не раскроем его, многие полетят со своих теплых постов. Хорошо, если дело просто ограничится снятием. А тут еще Ирка начала выкидывать фортели. В результате, когда ситуация стала нормализовываться, я, подойдя как-то раз к зеркалу, обнаружил у себя на голове немало седых волос. Впрочем, подсчитыванием их количества я займусь как-нибудь в другой раз. Тогда же я решил воспользоваться образовавшимся «окном» в работе и довести дело Фаворского до полной ясности. Однако судьба распорядилась по-другому. На следующий день Климов неожиданно вызвал меня к себе.