– Я думала, это не так важно…
– Бога ради, мисс Робертсон!.. Это очень важно. Я прошу вас, найдите его немедленно, он где-то в доме.
– Ну если вы так считаете, – пробормотала та, – я пойду.
– Боится, что он будет над ней смеяться, – сказала Джейн, проводив ее взглядом. – Бедная мисс Робертсон. Что ты думаешь обо всем этом?
– Дело серьезное, – сказал Роджер.
– Правда?
– А как тебе кажется?.. Кто-то хотел выманить ее из комнаты, это ясно как день.
– А Энни его случайно спугнула. Значит, мисс Робертсон была права, когда жаловалась на присутствие за дверью. Кто бы это мог быть, а?
– Кто-то, – сказал Роджер, – кто слышал историю викария.
– Кто-то мог и подслушивать. Например, Энни. Что это за человек в черном, с которым она разговаривала?.. Он мне покоя не дает.
– Что ему нужно было от мисс Робертсон?
– Может быть, у нее в комнате есть что-то важное, что ему страшно нужно.
– Что именно?
– Не знаю. Думаю, она сама не знает.
– А что Энни хотела рассказать ему про старых хозяев?
– Не знаю, – мрачно сказала Джейн.
– А зачем он свернул шею Танкреду?
– Что?.. Ну, в это я не верю. Это ваши с инспектором выдумки. Но подслушать, о чем рассказывает викарий, он мог.
– Не просто подслушать, – уточнил Роджер, – а еще и предвидеть, как поведет себя мисс Робертсон, если показать ей фонарь в ночном лесу.
– Это какая-то дьявольская проницательность. Как можно это угадать?
– Ну вот это легко. Любой бы смог.
– Что?..
– Говорю тебе, людям нравится думать, что они непредсказуемые. Может быть, оно и так, но в быту это неудобно. Привыкаешь быть одинаковым ради экономии. Если встречаешься с человеком за завтраком хотя бы месяц подряд, он тебя уже ничем не удивит.
– Хорош быт, – сказала Джейн, – огни в лесу, исчадия ада в наследственной простыне, туман и шевеленья. Как она отважилась, до сих пор не понимаю.
– Я бы и сам так все устроил, если бы мне понадобилось. Представь, в ночном окне горит огонь среди деревьев, как… ну как огонь среди деревьев. Мисс Робертсон смотрит на него, как зарянка на землекопа (ну хоть тут есть нужное сравнение), а потом надевает наряд свой самый худший и выходит из дому, спеша к местам, разбойниками полным, к болотам и озерам, жилищам цапель, и все это ради того, чтобы рыцарь…
– Вот что! – сказала Джейн, – рыцарь: я ведь хотела тебе рассказать. Сегодня утром, когда все вернулись, инспектор завел с мисс Робертсон разговор о живописи вообще и способностях Эмилии к этому искусству. Я подумала, что это разговор не такого рода, чтобы мне надо было уйти, и что если бы инспектор считал живопись интимной темой, он бы не заводил эту беседу при посторонних. Они сказали много всего, что я не буду пересказывать, а потом инспектор спросил, что мисс Робертсон думает вот хотя бы об этой картине, и повернул к ней одну. Ты помнишь, Эмилия когда-то написала рыцаря на лесной опушке?