Однажды, когда окруженные врагом жители Саса молили в церквах о заступничестве божием, белый ягненок забрел с луга в открытую дверь ризницы и предстал перед вооруженными селянами возле купели. Исстрадавшийся народ увидел в этом знак, что дело его праведно и свято перед господом.
Возглавил восстание Георг Иенач. Он весь был обагрен кровью, о его нечеловеческой отваге слагались легенды.
Под Клостерсом — гласит предание — он истребил в открытом поле несколько сот австрияков, — один с тремя соратниками.
Но доблесть граубюнденцев была сломлена превосходством неприятельских сил. Вазер одного за другим встречал в Цюрихе их бежавших главарей. Приехали Салис, Руинелль, Виолан — Юрг Иенач не приехал. Верно, трудно ему было покинуть твердыню своих гор.
Страх перед всемогущей Австрией умерял на сей раз радушие города Цюриха, обычно не отказывавшего в пристанище ни одному изгнаннику. За кубком вина в цеховых погребках цюрихская молодежь поначалу приветствовала граубюнденских Теллей, как окрестили убийц Помпео Планта; теперь же лишь немногие решались водиться с ними. Их просили сидеть по домам, чтобы в Вене не проведали об их пребывании здесь. Умы были удручены тяжелыми предчувствиями, предстоящие тридцать лет войны отбрасывали перед собой темную тень.
Однажды зимним вечером Вазер в непривычно подавленном состоянии духа ушел от своей невесты, которую ему вскоре предстояло назвать женой и в почтенном семействе которой он имел обыкновение ужинать. Все государственные заботы он оставлял за дверью и благонравно наслаждался здесь радостями жизни; но нынче кусок не шел ему в горло. Будущий его шурин, молодой священник, принес из собрания синода ужасную весть. Его преподобием антистесом было прочитано послание с известием о подвижнической кончине мученика Блазиуса Александера. Один из его сотоварищей по темнице подробно описывал, как он пытался бежать, но его захватили и доставили в Инсбрук; как, будучи заточен в тюрьму, он упорно отказывался отринуть протестантскую веру и был за то приговорен к отсечению правой руки и головы. После того как ему отрубили правую руку, он сам положил на плаху и левую, словно был ненасытен в своем мученичестве.
Дабы успокоить волнение души, Вазер, против своего обычая, быстрым шагом прошел по занесенному снегом городскому валу. Вернувшись к себе в темную комнату, он высек огонь, чтобы зажечь лампу, и увидел стоявшего в амбразуре окна высокого человека, который твердым шагом пошел к нему навстречу и положил руку на его плечо. Это был Юрг Иенач.
Не бойся меня, Генрих, — мягко промолвил он, — я пробуду здесь всего одну ночь и покину Цюрих, как только утром откроются городские ворота. Найдется у тебя в комнате местечко для меня, как в былое время?.. Ты колеблешься, подать ли мне руку… Она вершила правый суд. Теперь же в Граубюндене делать нечего. Тут все потеряно, — кто знает, на какой срок. Я отправляюсь к Мансфельду. Там на всегерманском поле брани решится торжество или поражение протестантского оружия, а с ним и участь моей родины.