— Я привела к вам, супруг мой, страдалицу, гонимую судьбой, — в волнении начала герцогиня. — Она молит вас по-христиански помочь ей и по-рыцарски защитить ее; право же, став ей заступником, вы не посрамите своей высокой добродетели. Она вполне доверилась мне, без утайки поведав о своей горестной доле. Мне выпало счастье — могу смело сказать об этом в ее присутствии — познать трагедию этой высокой души, с истинно римским геройством противоборствующей неумолимой судьбе. Эта благородная девушка достойно носит имя Лукреции. Она отпрыск одного из славнейших родов в том диком горном краю, который ждет вас как избавителя. Она была еще простодушным ребенком, когда отца ее, на ком сосредоточилась вся ее любовь, ночью зверски зарезали жестокие враги, и она осталась отверженной сиротой, беззащитной перед горестями и злобой нашего нечестивого мира… Но сердце ее осталось чисто, а отважная рука кинжалом разрубила сети порока. Имейте к ней сострадание, бесценный мой повелитель! Всякую милость, оказанную моей любезной Лукреции, я приму как знак вашей милости ко мне; ибо ее горе до краев переполнило мою душу!
Тут сердобольная предстательница снова залилась слезами и, закрыв руками лицо, бросилась в кресло.
Пока знатная гугенотка произносила свою выспреннюю речь, на которой явно сказалось влияние входившего тогда в моду Корнеля, герцог добрым взглядом смотрел на девушку, скромно стоявшую перед ним, и словно старался прочесть в ее спокойных чертах, в теплом взоре ее темных глаз, что же, собственно, привело ее к нему; из ревностного ходатайства своей супруги он решительно ничего не уразумел.
— Я Лукреция, дочь Помпео Планта, — в ответ на его безмолвный вопрос сказала незнакомка. — Когда моего отца объявили в Граубюндене вне закона, он отвез меня, тогда пятнадцатилетнего подростка, к монашенкам в Монцу, где меня и застигла весть о его убийстве. Надо ли говорить, как это известие сокрушило мою жизнь, какой одинокой я, круглая сирота, осталась на свете. Домой я вернуться не могла, не могу и сейчас без вашего содействия. Мой родной Граубюнден истерзан войной и междоусобицей, ибо на нем лежит проклятие неотомщенного злодейства и кровь моего отца вопиет к небесам. Правда, остался у меня дядя, объявленный вне закона Рудольф Планта, он живет в Милане и до сих пор делил со мной хлеб изгнания; в Монцскую обитель я не вступила по бедности и потому, что не хотела навеки разлучаться с родными горами. О причине же, по которой я сейчас рассталась с дядей, разрешите мне умолчать. Я точно ветка, оторванная от дерева, меня несет потоком, и корни я могу пустить лишь на родной земле, политой искупительной кровью. Дайте мне разрешение вернуться в Граубюнден, благородный герцог! Я слышала, как могущественно там ваше влияние уже сейчас, а вскоре ему будет служить опорой ваше победоносное оружие. Я ни в чем не погрешила против своего отечества и всегда намерениями и поступками оставалась чужда злоумышлениям испанской партии и моего дяди. Я хочу, чтобы мне вернули мое родовое владение, я ищу правого возмездия за моего отца. Больше мне не для чего жить на свете.