Вазер с ужасом выслушал это разъяснение. Дрожь пробрала его при мысли, какой опасностью грозит каждому обвиняемому столь изобретательно-злостное истолкование самых безобидных обстоятельств. Даже у него, человека благожелательного и дружелюбно расположенного к Иеначу, на миг мелькнула мысль, нет ли зерна истины в беспощадной логике венецианца. Но прямодушие, здравомыслие и чувство справедливости сразу же взяли верх над этим устрашающим наваждением. Так оно могло быть; но нет, так оно не было. Однако он вспомнил, что злостное недоверие возведено здесь в государственный принцип, и отказался от попытки побороть предвзятость Гримани.
— Решают обстоятельства, а не их произвольное толкование, и у капитана Иенача найдутся в Венеции защитники, — решительно и твердо заявил он. — За отсутствием граубюнденского посланника при Республике Святого Марка, я хоть и человек маленький, но полагаю, что буду действовать в духе моего начальства, если по мере сил постараюсь защитить здесь, в Венеции, интересы союзной с Цюрихом страны.
— Вот и еще один доброхотный защитник невинности, которую я угнетаю в лице капитана Иенача, — с горькой иронией заметил венецианец, ибо слуга ввел одетого в красный шелк французского пажа, которому приказано было вручить синьору провведиторе в собственные руки письмо от герцога Генриха Рогана.
— Его светлости угодно почтить меня личным посещением, — пробежав записку, сказал Гримани. — Этого я допустить не могу. Доложите, что через час я сам предстану перед ним. Буду рад, если вы не откажетесь мне сопутствовать, синьор Вазер.
Сказав это, утонченный вельможа с бледным лицом и грустными глазами удалился в свои внутренние покои, чтобы переодеться.
Вазер постоял в нерешительности, потом пошел к столу и внимательно прочитал все остальные свидетельские показания. Под конец он заметил закатившийся под стул свиток с трактатом учителя Памфилио Дольче из Падуи. Его разжалобила незадачливая участь этого сочинения.
«Сколько тут положено стараний, — про себя промолвил он, поднимая свиток. — В нашей новой городской библиотеке уж как-нибудь найдется местечко для тебя, труд целой безвестной жизни».
Герцог принял Гримани и Вазера в своей библиотеке, где, не нуждаясь в долгом сне и ценя уединение раннего утра, успел уже поработать немало часов вместе со своим секретарем, венецианцем Приоло. Для начала герцог поблагодарил Гримани за предупредительность.
— Вы, конечно, поняли из моей записки, по какому личному делу желал я сегодня же поговорить с вами, — сказал он. — Стоя вчера вечером у себя на балконе, я оказался очевидцем ночного происшествия, которое нельзя истолковать иначе, как арест злоумышленника. По ходу действия я могу с уверенностью заключить, что человек, арестованный именем республики, — граубюнденец Георг Иенач. Но, как вы уже изволили слышать от меня вчера, я очень рассчитываю на услуги этого человека в предстоящем походе на Граубюнден, ожидая большой пользы от его военных талантов и весьма ценного для меня досконального знакомства со страной. Отсюда вы понимаете, сколь важно мне узнать, чем он провинился перед законом; ежели проступок его невелик и не бесчестен, я желал бы походатайствовать за него.