Я полюбовалась бредовым видом на озеро с домом, вздохнула и на последнем дыхании здравого смысла пересекла топкую луговину перед крыльцом (светлая память моим почти новым беленьким кроссовкам). Далее поднялась на три ступеньки и толкнула дверь. У Валентина частенько, бывало, незаперто, на этот раз тоже, что обнадеживало.
Еще одна дверь, в нее я постучала и с облегчением услышала голос Валентина.
— Кто такой бесконечно церемонный? Заваливай. — Произнес хозяин дома.
Я зашла и тут же начала разъяснять свою бесконечную церемонность.
— Привет, Отче, ты суров к гостям, как не постучаться, а если бы ты был не один, а скажем, с дамой? Хороша бы я была…
— Предположение, безусловно, лестное, хотя отнюдь не лишенное подхалимажа, — ответствовал Отче, он лежал на ветхом диване и курил в потолок. — Привет тебе, прелестное дитя. Рискну высказать соображанс, что тебе от дяди Вали что-то срочно нужно, иначе бы не перлась к черту на рога, не в обиду прекрасной даме будет сказано. Ну да ладно, не смущайся, садись. Пить будешь?
Отчасти обескураженная приемом, я подсела на краешек реликтового венского стула к дощатому деревенскому столу и срочно стала вживаться в обстановку. Как и в предыдущие разы, жилище отшельника чистотой не поражало, стол изобиловал остатками пиршества, а в воздухе густо слоился дым.
Келья, правда, казалась большой и гулкой за счет высоких стен и потолков, что вкупе с помойной меблировкой производила готическое впечатление. Мне кажется, Валентин такого ощущения добивался, а, добившись, всячески культивировал. Атмосфера тайны и порока присутствовала явственно, и кровавые лучи заходящего солнца её удачно подчеркивали.
Да, солнце уже садилось. Добиралась я, конечно, безобразно долго, правда, и встала не слишком рано.
Хозяин дома атмосфере соответствовал. Если в свое время, лет десять назад он всячески подчеркивал свое сходство с покойным Дж. Ф.Кеннеди, иногда сбиваясь на Дж. Г.Байрона (в зависимости от начитанности собеседника) и был недурен собою, то в настоящий момент его лицо более всего напоминало череп, плотно обтянутый желтоватой кожей. Хотя справедливости ради надо отметить, что следы былого очарования ещё проступали в виде модельно правильных черт. Однако на черепе это выглядело все равно страшновато.
Немного попривыкнув к новому Валькиному облику, я стала осваиваться, настраиваться на волну Валькиного общения, свыкаться с его анормальным миром, принимать нереальные условия игры, где не было белого и черного, правды и лжи, а была лишь одна истина — что все мы помрем однажды. Все остальное принималось за условности. Реальными были разве что полбутылки портвейна на столе и издевательская ухмылка хозяина дома.