Дева по-прежнему разглядывала толпу ледяным взглядом своих ярко-голубых глаз. Когда они остановились на Данте, поэту на мгновение показалось, что дева искала в толпе именно его.
— Она возглавит наш победоносный поход на Восток! Мы вернемся туда, чтобы освободить гроб Господень и вернуть себе богатства, похищенные язычниками у наших братьев. Внемлите же слову девы, когда она вам его возвестит! А сейчас жертвуйте на ее правое дело по мере сил своих!
С этими словами монах по имени Брандан указал пальцем на маленького коренастого человечка, почти незаметного в скрывавшем его с головы до пят грубом саване.
Человечек стал тут же шнырять в толпе, тряся мешком, в который посыпались пожертвования толпы. Данте заметил, что человечек не рискует к нему приближаться и старается не встречаться с ним взглядом. Наверное, на лице у поэта было написано все, что он думал о происходящем.
Тем временем явление Антиохийской девы, кажется, подходило к концу. Женский торс медленно сложил руки на груди и закрыл глаза. Наверное, дева вновь погрузилась в блаженный сон, полный видений грядущего торжества справедливости. Закрыв реликварий и застегнув ремни, скреплявшие его усыпанные тяжелыми драгоценными камнями половины, монах Брандан повернулся ко все еще волновавшейся толпе. Перед этим он не забыл закрыть окошко в чудесном ящике и накрыть его покрывалом с крестом.
Данте был удивлен, но не разделял восторгов и замешательства окружавшей его толпы. Ему не раз приходилось видеть на ярмарках обделенных судьбою безруких, безногих и людей с прочими самыми невероятными увечьями, и теперь он не сомневался в том, что разум может и должен найти объяснение только что увиденному им «чуду».
А ведь увидев Антиохийскую деву, не мудрено было поверить в чудеса! Как выжить человеческому телу без доброй половины своих важнейших органов? Каким образом обрубок дышит, не содрогаясь при этом в страшных мучениях? Как питается это существо, если только ему не приходит каждый миг на помощь рука всемогущего Господа?.. Древние тоже знали о чудесном и необъяснимом. Сам Аристотель признавал, что перед лицом сверхъестественных явлений есть столь же оснований слепо верить в них, как и напрочь их отрицать… Но почему же высшая сила избрала для своих проявлений именно такую форму? Данте не мог этого не понять. Почему Господь являет себя в виде жуткого увечного существа, ставшего поводом для очередного балагана? Чтобы воодушевить таким образом чернь на поход в Святую Землю? Неужели Бог не в состоянии освободить родину своего Сына, просто взывая к человеческой добродетели?..