Казалось, Арриго слушает Данте с большим вниманием.
— В иных итальянских городах не лучше. Но благой правитель мог бы насадить порядок при поддержке людей доброй воли. Таких, как, например, вы, мессир Данте.
— Если бы люди вроде меня могли заставить себя слушать!.. Если бы у них были средства, сравнимые с неправедно заработанным золотом, оказавшимся в распоряжении этой швали и рвани!..
— Как знать, может, недалеки те времена, когда в небе Италии вновь гордо воспарит орел и выклюет глаза нечисти, осквернившей своим зловонным дыханием ее земли…
Все еще облизывая кровоточащую губу, Данте невесело усмехнулся. При этом он наблюдал за действиями драчунов, перебравшихся в противоположный конец площади и начавших прятаться в близлежащих переулках.
— Города — как большие звери. Они очень похожи на населяющих их зверьков, — с горечью констатировал он.
— Нет непобедимого зверя. Город можно зарезать, как и любого человека, — настаивал философ.
— Это действительно так, — пристально посмотрев на Арриго, согласился Данте. — По воле судьбы я сейчас расследую преступление. Убийство, совершенное на постоялом дворе «У ангела».
— Я знаю. Бедный Брунетто…
— На самом деле его звали совсем по-другому, — с притворным безразличием сказал Данте, тщательно отряхивая ладонью полы одежды.
Не проявив ни малейшего любопытства, Арриго ждал, что еще скажет Данте.
— Его звали Гвидо. Гвидо Бигарелли.
— Правда? — Философ сохранял спокойствие с таким видом, словно это имя было ему совершенно незнакомо. А может, он уже знал, что убили именно Бигарелли.
— А вы уже кого-нибудь подозреваете? — спросил он у поэта, усевшись в тени у невысокой стены.
Данте с таким же безразличным видом пожал плечами:
— Пока мне известны лишь некоторые подробности. Я еще не вижу всей картины преступления. Я не знаю, как умертвили жертву. Неизвестно мне и почему ее убили. Меня лишь преследует ощущение, что убийца был хорошо известен своей жертве, а может, даже близок к ней. Моя интуиция, опираясь на разум, указывает мне на остальных гостей постоялого двора.
— Так допросите же их со всем пристрастием!
— К чему это? Я услышу лишь поток лжи и полуправды. Убийца наверняка уже придумал, как выгородить себя, а я, к сожалению, не умею читать мысли.
— Вы не надеетесь раскрыть преступление?
— Нет, это не так, — ответил поэт. — Надежда у меня сохранилась, но чтобы его раскрыть, мне не обязательно допрашивать этих людей. Все события вокруг нас подчиняются логике, а логика вытекает из необходимости. Я должен понять, для чего понадобилось это убийство. Тогда мне станет ясна его логика, и я найду убийцу без всяких допросов.