Наконец поэт добрался до низкой и узкой тюремной двери в мрачной стене без окон рядом с церковью Святого Симеона. Маленькие бойницы были только у башни. Из них, как с майского дерева, свисали ленточки и веревочки. Это умирающие от голода заключенные вывесили их в надежде, что какой-нибудь сострадательный человек подвесит на них корочку хлеба.
Во дворе тюрьмы несколько заключенных мыли дубленые кожи, расплескивая по камням вонючую воду из колодца.
Не увидев среди них того, кто был ему нужен, Данте торопливо заговорил, обращаясь к стоявшему тут же стражнику:
— Я флорентийский приор. Сегодня сюда доставили человека — торговца Фабио даль Поццо. Он мне нужен.
— Ваш приятель на дыбе. Палачи спускают с него шкуру, — ухмыльнувшись, заявил стражник.
— Немедленно проведите меня к нему, — задыхаясь от ярости, приказал поэт.
Ему было стыдно за то, что произошло, и он мысленно обещал себе, что кое-кто дорого заплатит ему за это.
Смущенный гневным тоном поэта стражник провел его к деревянной лестнице, спускавшейся в сырой коридор, еле освещенный выходившими во двор узкими бойницами. В коридоре было тяжело дышать от смрада человеческих экскрементов. Поборов тошноту, Данте поднялся к одиночным камерам для самых опасных преступников и наконец добрался до довольно обширного помещения, из которого неслись продолжительные истошные вопли.
Глазам Данте предстал полуголый Фабио даль Поццо, согнувшийся в три погибели от невыносимой боли. Его руки были связаны за спиной веревкой, пропущенной в кольцо под потолком. Другой конец веревки держал один из двух находившихся в помещении палачей. Вот палач опять изо всех сил дернул за веревку, и его жертва заорала. За этой сценой наблюдал с довольным видом прислонившийся к колонне начальник городской стражи.
Несчастного торговца так скрючило от боли, что он почти уткнулся в пол лбом. Данте бросился вперед и обеими руками потянул вниз ближайший конец веревки, чтобы облегчить мучения несчастного.
Почувствовав рядом с собой человека, Фабио даль Поццо поднял покрытое следами побоев лицо.
— Не надо! — собравшись с последними силами, пробормотал он. — Не надо…
Данте жестом приказал палачу отпустить веревку. Фабио упал на колени и залился слезами. От боли он искусал себе все губы.
Наклонившись ему к самому уху, поэт прошептал тихо, чтобы никто больше не слышал:
— Что вы знаете о купце по имени Риго де Кола и о его замыслах?
Фабио задрожал, и его измученное лицо исказилось от ужаса.
— Ничего!.. Клянусь, я ничего не знаю… — пробормотал он.
Данте вдруг захотелось приказать снова вздернуть Фабио даль Поццо на дыбу, но что-то в его поведении подсказывало поэту, что он не врет.