Данилов, заглянувший в «чистую» ординаторскую в поисках доктора Пак, задержался послушать очередную байку, до которых Макаровская была великая охотница.
– Дело в том, что Иваньшин в редкие минуты затишья звонил в отдел госпитализации, где у него все диспетчеры были знакомыми, и просил прислать ему что-нибудь сложное, настоящий отек легких или трансмуральный инфаркт, а то скучно что-то стало…
– Ну это нормально, – вставил Гаджиарсланов. – Врачу практика нужна.
На Гаджиарсланова Данилов нарадоваться не мог – вот все бы приданные врачи были бы такими. Будучи невропатологом, Гаджиарсланов реанимационными навыками особо не владел, но быстро всему научился под руководством старших товарищей. Если у человека есть желание, все остальное приложится. Три-четыре дежурства – и трубки в трахею вставляться сразу станут, и катетеры в вену входить сразу будут, и плевральную пункцию можно будет самостоятельно проводить.
– Али, я тебя умоляю! – скривилась Макаровская. – Какая, к чертям, практика, ее и так до кучи. Врачу нужно с дежурства живым уйти, а не уползать полудохлым. Погоди, вспомнишь еще мои слова. Иваньшин же не только себе жизнь осложнял, но и всей смене. В отделе госпитализации запомнят, что доктор Иваньшин из кардиореанимации восемьдесят восьмой больницы просит тяжелых пациентов, и пришлют не одного, а целых пять! В результате вся смена выматывалась вусмерть. Настал день, и сотрудники поставили Виноградовой ультиматум – или Иваньшина убираете, или мы все уходим. Виноградова пошла к главному. Тот спросил: «Есть за что уволить?», а она отвечает: «Совсем не за что. Идеальный сотрудник, хоть и идиот. Работает хорошо, не опаздывает и не прогуливает, на дежурствах пьет только чай, со всеми вежлив и деньги не вымогает…
– Такого можно убрать только через повышение, – сказал Данилов. – Другого выхода нет.
– Владимир Александрович! – Макаровская укоризненно посмотрела на заведующего отделением. – Ну что это такое? Весь рассказ мне испортили, концовку смяли. Никакого удовольствия. А я собиралась еще историю про кровавую руку рассказать, но теперь не расскажу.
– Каюсь, Арина Егоровна, – улыбнулся Данилов. – И прошу наказать только меня одного, потому что Марина Георгиевна и Али Гафарович не должны расплачиваться за чужие грехи. Я ухожу, а вы рассказывайте. Кровавая рука – это же так интересно!
«А не Макаровская ли выступает под псевдонимом Юлиан Трианонов?», подумал Данилов, закрывая за собой дверь ординаторской. С одной стороны, стиль изложения у Трианона совсем другой, но стиль ведь можно изменить, а вот байки травить в отделении никто, кроме Макаровской, не любит. И на главного врача у нее зуб, чего она и не скрывает – обещал в прошлом году отправить учиться на нефролога, мурыжил-тянул, но не отправил – работайте там, где работали. Макаровская врач хороший и возраст у нее далеко не пожилой – всего тридцать пять лет, но работа в реанимационном отделении стала ее тяготить, захотелось спокойной работы в отделении. Ну – относительно спокойной, потому что полное спокойствие можно обрести только в патологоанатомическом отделении. Такое нередко случается – перегорают люди. И если человек перегорел, то умный администратор пойдет ему навстречу, поможет сменить специальность. Опять же главный врач ничего не терял – вместо дефицитного анестезиолога-реаниматолога он получал столь же дефицитного нефролога. Однако же вот – обломал Макаровскую почему-то. А толку? Она после этого налево глядеть начала. Выбьет себе специализацию в другом стационаре и сделает ручкой, не крепостная чай.