Заканчивая свой опасный и долгий путь по цепи, он услышал какой-то шорох, но не обратил на него внимания и продолжал карабкаться. Вот и площадка внизу, а на ней такой же карниз в ступню в обвод башни св. Фомы.
Только бы добраться без помех до ее середины. Он ступил на площадку и тут увидел в проломе чьи-то безумные глаза. Он вздохнул, думая, что галлюцинирует. И тут увидел крохотное окошечко, забранное крест-накрест решеткой толщиной в руку. Из-за решетки, припав к ней лицом, глядел человек.
У человека было жалкое искаженное лицо, длинная полуседая борода, нос, сбитый набок, и сумасшедшие, дикие глаза. Увидя Косу, он зачавкал ртом, но тут же лицо приняло более осмысленное выражение. А видя, что Коса в ужасе отступил на карниз и двинулся прочь от окна, закричал пронзительным детским голосом, заверещал по-заячьи: «Брат, возьми, брат!»
Коса испугался и почти побежал по карнизу, а вслед ему неслись, причитая, дикие вопли: «Брат, брат, возьми, брат!» Он летел по карнизу, забыв об опасности сорваться, а голос кричал, просил, требовал: «Брат, возьми, брат, возьми, брат… брат!» В голосе звучали растерянные, детские рыдания.
Потом хлопнуло что-то, наверное, дверь, раздался крик, на этот раз крик ужаса, и умоляющие, жалобные вопли: должно быть, человека били.
Ян стоял за закруглением стены, и сердце его мучительно билось. Что бы он мог сделать для того, несчастного? Да и незачем, все равно он уже сошел с ума. Кровь стучала в голову, в глазах темнело, сами собой сжимались кулаки.
И тут прилив дикой силы охватил его, он готов был кричать и двинулся по карнизу почти бегом, не боясь упасть, хотя здесь карниз был у́же. Он никогда не думал, что в нем есть столько сил, столько ненависти, столько безумной жажды свободы. Он переметнулся через какой-то камень, нависший над карнизом, и понял, что он уже под тем местом, где часть башни несколько осела вместе с фундаментом из-за болотной почвы. Он остановился и чутко прислушался: из камеры все доносились верещание и вопли. Потом все стихло.
Тогда он опустил ноги и скользнул вниз. Там была трещина, неглубокая, но достаточно широкая, чтобы ловкий и здоровый человек мог, упираясь в нее, с опасностью, правда, для жизни, спуститься. Он распластался, как лягушка, и принялся осторожно сползать.
* * *
— Что там такое? — спросил Патш, когда раздались крики.
— Ничего особенного, — ответил щеголеватый молодой корнет, входя в его комнату. — Всего-навсего тот сумасшедший из каменного мешка, что с окном под крышей. Он как-то приспособился взлезать по стене к окну, вы ж знаете. За это нечего опасаться: сквозь ту решетку и крыса не пролезет, не то что он. Висит там часами, силен он необычайно, хотя теперь начал сдавать. Когда завопил — мы бросились туда, он висит под потолком и вопит, вопит что-то нечленораздельное. Потом: «Возьми, брат», — и свалился вниз. Его избили, то есть, э-э, наказали малость, и он сейчас спокоен, только плачет и всхлипывает.